Тристан Майлз

– У нас во второй половине дня встречи по всему городу. Начинай готовиться к ним, – отвечаю я. – Пролистай заметки с последних встреч с этими конкретными клиентами. Я хочу, чтобы ты был в курсе происходящего, когда мы прибудем на место.

– Хорошо, конечно, – кивает он, поднимается, идет к двери, потом оборачивается ко мне: – Ты не знаешь, что случилось с мамой?

Поднимаю глаза и встречаю его взгляд:

– А почему ты спрашиваешь?

– Потому что она вчера сидела на балконе и девять часов подряд смотрела в никуда.

У меня сжимается сердце. Думать о том, что Клэр расстроена, невыносимо.

– Думаю, она тоскует по твоему отцу, приятель, – вздыхаю я.

Флетчер кивает.

– Да, наверное, – он пожимает плечами. – Ладно, я пойду, начну готовиться.

– Давай.

Я опускаю взгляд на экран, на котором зависло очередное письмо. Но мои мысли далеки от его содержания: они возвращаются в пятничный вечер.

Я лежал там, дремал в одиночестве на каменном диване, изнывая от желания держать ее в своих объятиях.

А она тосковала по нему.

Внутренности сводит судорогой от сожалений, потому что я знаю: что бы ни происходило между мной и Клэр…

Я никогда не буду на первом месте. Передо мной всегда будут все остальные.

И это, по идее, не должно меня расстраивать… но расстраивает.

Всю свою жизнь я был готов делать работу, с которой мало кто из людей может справиться.

Я поглощаю компании и уничтожаю их – завладеваю тем, что не мое.

И мне нестерпимо обидно, что с ней получается так же.

Она всегда будет женой Уэйда Андерсона.

Я позволил себе слишком привязаться к Клэр. С момента отъезда из Парижа я только о ней и думал. Я гонялся за ней, я звонил ей, я бронировал номера в отелях и молил о встречах с ней каждый обеденный перерыв. Я ездил к ней домой и терпел выходки ее детей. И впервые с тех пор, как начал встречаться с женщинами, я из кожи вон лез, чтобы попытаться сделать одну из них счастливой.

А она тосковала по нему.

Чувствую себя глупо, но, что еще хуже, впервые за все время сердце гложет обида.

Мне это не нравится.

Является Саммия с большим куском шоколадного торта на тарелке и чашкой кофе.

– Вот и я, – мило улыбается она. – Сладенькое для пушистого мишки, – она тянется потрепать меня по голове, и я отбрасываю ее руку в сторону.

– Я не пушистый мишка, – раздраженно огрызаюсь.

– Ты себя в зеркале видел, Трис?

– Разве у тебя нет никаких дел? – ворчу я. – Ну, знаешь, типа поработать немножко?

Она хихикает:

– О, хорошая мысль!

– Саммия! – слышим мы голос Джеймисона из приемной. – Ты где?

Она вздыхает, и я облегченно улыбаюсь, прячась за кофейной чашкой.

Саммия – личная помощница Джеймисона, а у него для каждого задание найдется. Он появляется на пороге и расплывается в широкой улыбке при виде меня.

– Бога ради, Саммия, запиши его сегодня, пожалуйста, в барбер-шоп! Смотреть тошно!

– Отстань. Не настолько все плохо, – фыркаю я.

– Это не плохо, это ужасающе. Ты вообще себя видел? – морщит он нос.

– Да, но я-то могу постричься, а ты так и останешься урод уродом! Вы, оба, вон из моего кабинета! – требую я, теряя терпение.

Саммия покатывается со смеху, и они наконец выходят за дверь. Я иду в уборную и смотрю в зеркало.

Моя шевелюра напоминает нечесаную хлопковую вату и стоит дыбом.

– Черт возьми! – шепчу я. Смачиваю пальцы водой и провожу по волосам, пытаясь призвать их к порядку.

Возвращаюсь за стол и вызываю через телеком Саммию.

– Да-да? – отзывается она.

– Ты не могла бы записать меня на стрижку, пожалуйста?

– Уже. На двенадцать сорок пять в салон «Макс» на Шестой улице.

– Что бы я без тебя делал, Сэм! – вздыхаю я.

– Наверное, звонил бы своей собственной личной помощнице.

Откидываюсь на спинку кресла и улыбаюсь.

– А если бы у тебя не было дурной привычки влюблять их всех в себя, Трис, – продолжает она, – они могли бы сидеть на этом этаже, а не этажом ниже, и мне не приходилось бы разгребать все твое дерьмо.

– Ладно, хватит драматизма. Ты же любишь за мной разгребать. У тебя прямо-таки болезненная зависимость от этой страсти.

– Так и есть. Все, мне пора бежать. Твой братец нынче в ударе.

Хмыкаю и отключаюсь. Так, на чем я остановился?

Ах да… на том, что чувствовал себя дерьмом и отрекался от женщин на веки вечные.

Полный трындец.

Клэр

Я сижу за столом и смотрю в никуда.

Передо мной неотступно маячит лицо Тристана и то, как оно окаменело, когда он увидел на моем пальце брачные кольца.

Мне грустно, но я не знаю, что делать. Я понимаю, почему вид моих колец причинил Тристану боль, и я вообще-то не собиралась снова их носить. Но, с другой стороны, почему я должна чувствовать себя виноватой из-за того, что захотела надеть свои свадебные кольца?

Уэйд был моим мужем; это мое право – надевать их, когда я расстроена.

Необходимо ли это? Нет.

Это меня успокаивает? Да – совершенно определенно.

Эгоистично ли делать это, когда встречаешься с другим мужчиной? Вероятно.

Но как есть, так есть.

Я хочу позвонить Тристану, но не знаю, что ему сказать, потому что мне не кажется, будто я должна извиняться за то, что чувствую себя виноватой из-за влюбленности в него.