Триумф непослушания (СИ)

В ставке царил настоящий хаос. Солдаты и госслужащие заполнили узкие коридоры, смешались в однородную массу, из которой доносились громкие крики, периодически переходящие в грязную брань.

За несколько часов структура власти кардинально изменилась. Так что бардак был неизбежен. Указы, принятые ещё вчера, через несколько часов стали уже не актуальны. Рядовых чиновников наделяли властью, о которой в мирное время они могли только мечтать. Военная верхушка заново создавала цепь взаимодействия, ведь вторжение свело её эффективность до нуля. А начальник охраны канцлера потихоньку сходил с ума, ведь в создавшейся суматохе можно легко организовать покушение.

Уинстон, стараясь чтобы поток из человеческих тел не захлестнул и его, смог добраться до кабинета с номером восемнадцать и прошмыгнул туда.

Дверь закрылась и какофония из человеческих голосов прервалась. Уинстон оглянулся. В кабинете слишком слабо горел свет и канцлер едва мог разглядеть сидящих за большим столом. На столе развернули огромную карту Вольной Европейской Конфедерации. Уинстон подошёл к столу, опёрся на него руками и стал тщательно рассматривать восточные границы государства. На тоненькой тёмной линии, с красными и голубыми стрелками, сейчас бушевал ад и оставалось лишь догадываться о его масштабах.

— Скажу сразу, — нарушил тишину Уинстон, — чтобы не повторять по сто раз. Наши отношения до войны были далеко не дружественными. Но как раньше уже не будет. Мы ехали по домам в одной стране, а возвращались обратно уже в другой. Мне нужна ваша помощь. Если мы проиграем войну, все наши прошлые закулисные интриги были бессмысленны. Так что придётся работать не жалея себя. И говорить мне только правду. Потому что если будем врать, от этого проблемы не исчезнут и этим мы только навредим Конфедерации и её народам. Надеюсь, вы меня поняли?

Присутствующие лишь молча кивнули.

— Отлично. Фридрих, вводи в курс дела. Не щади меня. Чувствую нам там очень несладко.

— Это очень мягко сказано, господин канцлер, — широкоплечий мужчина с пышными усами поднялся, достал из нагрудного кармана светло-зелёного мундира простой карандаш и склонился над картой. — В шесть часов вечера по местному времени на линии фронта длиной восемьсот пятьдесят километров, без объявления войны, армия Хартии перешла границу. Мы отслеживаем три основных направления наступления: в Восточной Пруссии на Кёнигсберг, в северо-восточной Польше на Белосток, и в Восточной Польше на Бяла-Подляска, в обход наших основных сил, находящихся на юге.

— Атаковали оттуда, где совсем их не ждали. Как же они провели столько людей через болота?

— Хартийцы за кратчайшие сроки построили несколько скоростных автобанов. Нам стало об этом известно только перед самым началом наступления.

— Ясно, — скривился Уинстон. — И куда же они сейчас продвинулись?

— Самая тяжёлая ситуация на третьем направлении. Здесь противник сосредоточил основные силы. Форсировав реку Буг, практически не встречая сопротивления занял Бялу-Подляска, после чего разделился на две группы. Одна выдвинулась в сторону Люблина, ударив во фланг нашей основной группировке. Другая продвинулась к пригородам Варшавы, заняв без боя Седльце и прочно там закрепилась.

— Подожди, — прервал его Уинстон. — Между Бугом и Варшавой двести километров! Как за одну ночь они смогли преодолеть такое расстояние?

— Это лишь передовые части, за которыми следуют основные силы.

— Тогда почему восьмая дивизия не встретила их?

— Потому что... — генерал глубоко вздохнул.

— Фридрих, — процедил сквозь зубы Уинстон. — Только правду.

— Потому что восьмой дивизии больше нет, господин канцлер, — выпалил Фридрих.

Повисла гнетущая тишина.

— Как? — глаза Уинстона округлились. — Как можно было разгромить десять тысяч человек даже не вступая в бой?

— Диверсионные группы при поддержки авиации уничтожили дивизионный штаб и местное управление. В городе паника. Никто не понимает, что происходит. Мы пытаемся взять ситуацию под контроль, но наши приказы уходят в пустоту. Боюсь, город падёт. Не лучше ситуация на юге. Противник глушит связь, из-за чего мы слабо понимаем обстановку на фронте.

Канцлер устало сел на стул.

— Два года, — тихо прошептал Уинстон. — Два года мы готовились к этому дню. А в итоге нас избивают как слепых котят.

— Мы делаем всё, что в наших силах, чтобы взять ситуацию под контроль.

— Уж постарайтесь. Иначе они такими темпами постучатся нам в дверь и вымажут грязными сапогами дорогой паркет, — Уинстон слабо улыбнулся. — Амелия, что у нас творится на дипломатическом фронте?

— Уинстон, дорогой, — девушка улыбнулась и сверкнула линзами очков, — ты же сам работал в дипкорпусе и не хуже меня знаешь кто как отреагирует. Если честно, я вообще не понимаю зачем тут понадобилась.

— Я работал в дипкорпусе ровно два месяца, а когда меня забрали на должность канцлера, это был самый счастливый день в вашей жизни. Юлить будешь когда нам принесут акт о капитуляции. А пока, что у нас там плохого? И насколько это плохое плохо?