Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко

«Мой прадед Харлампий был греком. И среди моих предков-эллинов были, наверное, мореплаватели, откуда у меня такая любовь к морю. Любовь к музыке, любовь к прекрасному, в том числе к девушкам. В юности не я управлял гормонами, а они мною. Собственно, это у всех так, но у греков, наверное, в особенной степени. Так что в молодости я наделал столько глупостей, что даже вспоминать не хочется… Увлечения, романы, взлеты, разочарования, ревность, измены, предательство – все оттенки любовной палитры были мне ведомы. Моя первая любовь была тоже студенткой, курсом старше… Так вот, она сбежала от венца с одним, обещала стать женой другого, а ответила взаимностью мне. Роковая женщина? Не знаю. Умница, тонкая, нежная, душа компании. Я с ней изведал высочайшие, как мне тогда казалось, взлеты чувства, но и бездну ревности. И к прошлому, и к настоящему. Как-то случайно я увидел ее письмо жениху – оказывается, она ему не сообщила о нас, а, жалея его, продолжала переписку и оставляла надежду на свадьбу. И хотя она клялась-божилась в “чистоте чувств и непорочности воздержания” к бывшему жениху, но я посчитал это предательством, и это было началом конца… Прошли годы, моя первая любовь стала прекрасным врачом, вышла замуж за совсем другого человека, у них нормальная семья. Ее любят и сотрудники, и больные, и близкие. И слава Богу – в моей душе нет греха перед ней, мы остались хорошими друзьями»

Но роковые страсти – это еще полбеды. Как-то у себя дома на антресолях Сергей наткнулся на пачку спрятанных, перевязанных бечёвкой книг и… дальше его было уже не оторвать. Запрещенные труды по генетике! В то время невозможно было не то что изучать генетику, а даже подумать, что когда-нибудь такое станет возможным. Оклеветанная, оплеванная наука находилась под запретом, с благословения вождя народов, закрытая прохиндеем и мракобесом Лысенко. «Вообще это удивительная судьба в мироздании, чтобы на целых шестнадцать лет в развитом государстве, где существовала на передовом уровне наука и техника, была полностью закрыта наука! В то время как люди во всем мире получали Нобелевские премии за открытия в области генетики. У нас были расстреляны целые институты, репрессированы блестящие ученые во главе с Н. И. Вавиловым».

Первое что привлекло внимание Сергея – сборник докладов сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина сокращенно ВАСХНИЛ 1948 года, когда, собственно, генетика и была объявлена вне закона.

Сергей уже не раз слышал о генетике, как о лженауке, и, разумеется, горячо разделял «передовые» взгляды. От чего зависит развитие и формирование человека, скажете, от каких-то дурацких генов? Нет, и еще раз нет! От воспитания! Ломоносов, к примеру, вырос в обычной крестьянской избе – и что же? Достиг таких высот, перечислять все его научные подвиги и смелые открытия – язык устанет. Масса народа тогда переметнулась на сторону Лысенко.

Но теперь, читая о тех далеких событиях, Сергей был неприятно поражен агрессивным тоном, которым обвиняли генетиков. «Юпитер, ты сердишься, значит, ты неправ», – произнес древнегреческий писатель Лукиан (II в.), и наш герой не мог с ним не согласиться. Да, он прекрасно понимал, что генетика – это лженаука, мог привести массу доказательств, но все же… к чему такая злоба и грубость? Что, если они неслучайны, и шумиха поднята для того, чтобы спрятать что-то действительно ценное? Что?

Сергей прочитал весь сборник статей и с удивлением для себя отметил, что были три человека, не согласные с общим мнением. «Ничего подобного, генетика прекрасная наука, а вы все неучи, мой учитель Вавилов сказал: на костер пойду, умирать буду, от генетики не откажусь», – писал генетик Иосиф Абрамович Рапопорт. С ним полностью соглашались его коллеги Шмальгаузен и Немчинов. Пройдет время, и, работая над фильмом «Николай Вавилов», Дяченко познакомится с генетикам Рапопортом и подружится с ним. Иосиф Абрамович станет консультантом картины, это от него Сергей Сергеевич узнает многие подробности жизни и работы своего героя, научится более глубоко понимать саму личность Вавилова, ту ауру, которую распространял вокруг себя этот великий ученый. В том числе мужества и силы духа. Не случайно его ученик Рапопорт ушел добровольцем на фронт, стал танкистом. Он потерял в той войне глаз, но брал Берлин. И, защищая Вавилова, его ученик знал – рано или поздно, правда восторжествует и генетика будет признана наиважнейшей из наук.

Николай Вавилов, этот мягкий, добрый, миролюбивый человек, оказался несгибаемым. Официальная наука рядила опального ученого в шутовской колпак с бубенчиками, из-под которого, а Сергей это уже ясно видел, пробивался терновый венец мученика: «Его костром стала свердловская тюрьма, где он умер от пыток и голода, но его позиция стала оплотом сопротивления и обновления. Для меня же лично вот этот странный пример, когда человек шел один против всех, стал потрясением. Возникла потребность разобраться – что же произошло на самом деле?»[58]