Триумвират. Творческие биографии писателей-фантастов Генри Лайон Олди, Андрея Валентинова, Марины и Сергея Дяченко

Костюкова сыпала цитатами из Лысенко, все время посмеиваясь над незадачливым героем, вызвавшим на бой противника, силы, знания и опыт которого превосходил все, чем мог оперировать странствующий рыцарь и бедный студент. В конце концов она с блеском доказала, что генетика – это лженаука, «уложив Сергея на обе лопатки» и посулив, что, если тот не попросит пощады, вобьет ему в зачетку кол по биологии. Не осиновый, понятное дело, но с отметкой ниже тройки в институте ему не быть.

Двойка за экзамен – автоматическое отчисление из института! Сергей был подавлен. Самое обидное, что в то время он еще только начал изучение генетики и не умел четко отстаивать свои позиции, полностью уходя в эмоции. Это было ужасно.

Узнав о провале сына, отец пришел в ужас и умолял Сергея пересдать экзамен. Сын не возражал против пересдачи, но при этом был вынужден поставить родителя перед фактом: если еще раз попадется генетика, он не отступится от принципов. Сергей Степанович мог бы пригрозить или приказать, но, зная характер своего отпрыска, вынужден был страдать молча.

Сергей-младший действительно явился на экзамен, но на этот раз, похоже, злополучный билет по генетике не достался вообще никому, в колоде недоставало одной, роковой для Дяченко, карты!

А через год все изменилось, генетика была реабилитирована и снова разрешена, более того, вышел учебник для учащихся московского университета. Ксении Косрюковой вскоре пришлось уйти из мединститута, ибо она тоже не отказалась от своей веры.

Закончилось преподавание анатомии, гистологии и прочих наук, требующих от Сергея прежде всего тупой зубрежки. Началась физиология, патофизиология, основы терапии, хирургии, где можно было дышать свободнее. Сергей и здесь удивлял окружающих, на пару со своим закадычным дружком Константином Баевым – Кешей, как звали его однокурсники. В мединституте практиковалось обязательное посещение лекций и практических занятий – а как же иначе? Просто прийти и сдать зачет или экзамен было нельзя. Парочка была чемпионом по пропускам лекций, особенно по историческому материализму, диалектическому материализму, политэкономии – увы, едва ли не пятая часть дисциплин в советские времена были общественно-политическими. Как их чихвостили на разных собраниях! Многие преподаватели пытались наказать юных наглецов – но тех выручала память и сообразительность, они были отличниками. Сергей так вообще частенько шел отвечать на экзаменах первым и без обдумывания. И что характерно – если Сергей заочно изучал университетский курс биологии, то Кеша вообще, в нарушении всех тогдашних законов, параллельно учился на мехмате университета и закончил его. Блестящее знание математики помогло Константину Баеву стать выдающимся ученым-нейрофизиологом. Сейчас он живет и работает в Америке и написал книгу о работе мозга, которая, возможно, перевернет устоявшиеся представления. Между прочим, дружба еще со школьной скамьи объединяла Сергея и с другим выдающимся ученым – академиком Олегом Крышталем, ныне директором Института физиологии Ан УССР.

С пятого курса, Сергей пребывал в состоянии неописуемого восторга, потому что начали преподавать психиатрию и перестали досаждать анатомией. «Психиатрия – это наука общения с человеком, умение разбираться в потаённых мыслях и желаниях, помогать обрести радость и здоровье». «Может быть, профессия психиатра была мостиком в писательство – ибо и там, и там нужно было изучать “душу” человека»[60]. Дяченко был счастлив подобной перемене, немедленно влюбившись в психиатрию и теперь поднимая ее знамя наравне с генетикой.

Психиатрию в институте преподавал профессор, Заслуженный деятель науки УРСР, Фрумкин Яков Павлович. Его отличали высокая общая культура в области литературы, живописи, музыки и разносторонняя собственная художественная одаренность: он рисовал и писал стихи. В течение нескольких лет Фрумкин, обучаясь на медицинском факультете Московского университета, был студентом Московского училища ваяния, живописи и зодчества. Знал массу языков, а в юные годы работал, говорят, санитаром в Германии у самого Эмиля Крепелина, знал Эйгена Блейлера – основоположников современного учения о шизофрении, видел Зигмунда Фрейда и других светил психиатрии.