Я подняла «Глэдис» и прошагала мимо машиниста и кочегара, выбравшихся из кабины и подошедших ко мне, сжимая кулаки. Их лица покраснели от гнева.
Я затащила «Глэдис» на платформу, прислонила ее к кирпичной стене, успокаивающе похлопала по сиденью и прогулочным шагом направилась к поезду. Сторож и начальник станции стояли плечом к плечу с открытыми ртами. Я продефилировала мимо них, представляя, что я — тетушка Миллисент.
— Поехали, — сказала я, войдя в ближайший вагон и заняв место.
7
Когда мы прибыли в Лондон, занимался серый хмурый рассвет. На вокзале было шумнее обычного. Я медленно, стараясь не привлекать внимания, внедрилась в группу толкающихся школьников. Хо-хо! Притворюсь чьей-то сестрой, как будто я пришла встретить неряшливого братца, приехавшего на каникулы.
Медузообразной массой мы поползли к выходу.
На улице у тротуара стояло черное такси.
— Куда? — спросил водитель и жутко поморщился, затягиваясь сигаретой. — В Букингемский дворец?
Я деловито уселась на заднее сиденье.
— Бедфорд-сквер, — был мой ответ.
— Дом?
— Семь, — сказала я, поскольку это была первая пришедшая мне на ум цифра и поскольку я предположила, что на любой площади в Лондоне наверняка должен быть дом номер семь. Намного большее число может выдать мое относительное незнание географии Лондона.
— Хорошо. — И такси тронулось.
Я не одобряю утреннюю болтовню даже в тех, кого знаю и люблю. Обычно это признак небрежного ума, которому не следует потакать.
Не успела я опомниться, как мы достигли места назначения. Я расплатилась с таксистом, отвернулась и быстро направилась к дому семь, делая вид, что копаюсь в кармане в поисках ключей. Судя по именам на табличках, тут живут сплошные архитекторы.
Дождавшись, когда такси отъедет, я направилась на поиски нужного мне адреса. Нумерация начиналась на восточной стороне площади и продолжалась на север, а затем на запад.
А потом посреди георгианских дверей солиситоров, землемеров и разнообразных обществ внезапно возникла она: вывеска «Ланселот Гэт, издатель».
Я потянула за холодную медную ручку, но дверь была заперта. Я немного подергала, но ничего не изменилось. Света в окнах не было.
Я осмотрелась по сторонам. Если не считать моих собственных отпечатков на свежем, неубранном снегу, других следов почти не было. Рабочий день еще не начался. Придется подождать.
Я подула на сложенные лодочкой ладони, издав глухой звук, напоминающий уханье совы. Я уехала из дому без перчаток и уже начала жалеть об этом.
Такое впечатление, что температура стремительно снижается. Сейчас явно холоднее, чем было на вокзале.
Я пребывала в раздумьях о моих дальнейших действиях, когда из-за угла появился мужчина в пальто с пелериной. Несмотря на снегопад, он нес сложенный зонтик. В его руках также была свернутая в трубочку газета.
Он радушно кивнул, доставая ключи.
— Мистер Гэт? — предположила я.
Мужчина изумленно нахмурился, но потом медленно и широко улыбнулся.
— Господи, нет. Мистер Гэт, как и Джейкоб Марли, мертв уже семь лет. На самом деле шесть, но цифра семь арифметически куда приятнее, не так ли?
Должно быть, на моем лице отобразилось уныние.
— Неважно, — продолжил он. — Несмотря на безвременную кончину мистера Гэта, его безутешные наследники продолжают крутить ту же шарманку, тянуть ту же лямку. Чем я могу помочь? Хотя погоди-ка. Вместо того чтобы замерзнуть до смерти на крыльце, я предлагаю хлебнуть чайку у меня в кабинете. Тебе знакомо слово «хлебнуть»? Это американизм. В прошлом году я вычитал его в книге о рыбалке на мушку в Колорадо. Слишком хорошее словечко, чтобы не ввести его в обиход, как ты считаешь?
— Да, — выдавила я.
— Входи, входи, — пригласил он, толкая разбухшую от влаги дверь плечом.
Внутри мы отряхнули снег с ног на древнем джутовом коврике, и я пошла следом за мужчиной на второй этаж. Его офис напоминал пещеру, вырезанную в скале из книг. От пола до потолка, от стены к стене — повсюду были угрожающие обвалиться стопки книг. Любая доступная поверхность служила основанием для шаткого книжного сооружения, и эти горы напомнили мне Пизанскую башню или огромные термитники в Эфиопии, виденные на фотографиях.
— Присаживайся, — пригласил он, принимая мое пальто и убирая стопку книг с кресла, которое, судя по виду, было чиппендейловским. — Итак, меня зовут Фрэнк Борли. Чем могу быть полезен, мисс…?
— Де Люс, — представилась я, устроившись в кресле. — Флавия де Люс. Я провожу исследование о жизни одного из ваших покойных работодателей. — Поскольку я не знала фамилии, мне пришлось выкручиваться. Я подалась вперед, понизила голос и с заговорщицким видом добавила: — Несколько лет назад она утонула, ныряя в Средиземном море.
— Господи! — воскликнул он. — Луиза Конгрив?
Это был вопрос, но не вопросительный. Я выдержала паузу.
— Она была теткой моей подруги, — сказала я, и это была почти правда. — Семья хочет написать ее биографию.
А это совсем не правда.
— Я знаю, она жила увлекательной жизнью, — продолжила я. — Мне хотелось бы пообщаться с людьми, которые ее знали. И я подумала, почему бы не начать отсюда.
— И семья Луизы дала тебе разрешение?