Трижды пестрый кот мяукнул

— А! Сильвия Сайленс, девочка-детектив[26]. — Финбар ухмыльнулся. — Разумеется, я о тебе знаю. Твое имя не раз звучало в этом кабинете. Например, в связи с делом о похищении почтовой марки[27]. Если я не ошибаюсь, его величество король подумывал даровать тебе орден Подвязки.

Я покраснела. Не люблю, когда незнакомые люди обсуждают мои личные дела.

— Так вот, Оливер Инчболд.

— Именно, — сказал Финбар. — Полагаю, нянюшка взрастила тебя на «Лошадкином доме».

Я сразу поняла, что это оскорбление. Не спущу его с рук этому самодовольному писаке.

— Да, мистер Джойс. Полагаю, вас тоже.

— Тысяча чертей! Я сейчас зарыдаю! — воскликнул Финбар. — Туше! Аллилуйя! Вы подсунули мне настоящую мину, мисс Баннерман. Больше, чем я ожидал.

Чем он ожидал? Я удивилась. Разве Милдред не говорила, что он продаст душу за пару соверенов и пинту «Гиннесса»? Что она пообещала ему за правду об Оливере Инчболде?

— Миссис Баннерман, — поправила его Милдред.

Я улыбнулась ей. Мы с ней одной крови.

— Вы были на месте его гибели? — спросила я.

— Да, меня туда отправил старик Бартлби, мой редактор. Вернее, сослал. Так что железный зверь увез меня по Большой западной железной дороге в Уэстон-супер-Мэр, откуда я проследовал в…

— Расскажите мне о трупе, — перебила его я. Грубо, но что делать. Я устала слушать его болтовню.

— А, труп. — Его лицо внезапно посерьезнело, и он сделал глубокий вдох. — Кости, плоть и перья — как будто ангел рухнул с неба.

Вот это репортаж! Не помню, наличествовала ли у ангелов плоть, но его слова — это самый сок журналистики. От восхищения у меня слегка приоткрылся рот.

— Но в статье вы писали не так, — заметила я.

— Нет. Когда владелец платит за слово, ты должен писать то, что велено.

Неожиданно мне стало жаль Финбара Джойса.

— Владелец? — переспросила я.

— Лорд Раффли. Человек, которому мы принадлежим душой и телом и который дарует нам пищу или предает забвению.

— Вы очень честны с нами, мистер Джойс, — тихо произнесла Милдред.

Взгляд Финбара переместился на ее лицо, медленно, словно свет маяка в ночи.

— Временами, миссис Баннерман, — ответил он, — честность — это единственный вариант.

— Вы хотите сказать, что лорд Раффли помешал вам написать статью так, как вы хотели?

— Я говорю, что Флит-стрит — суровая хозяйка. Не больше и не меньше.

— О да, — согласилась Милдред.

Я тут же вспомнила, что Милдред находилась под таким прицелом прессы, как немногие из людей. Когда ее обвинили в убийстве, сотни тысяч камер устремили на нее обвиняющие взгляды, и на всех фотографиях она выглядела жестокой, изможденной и виновной.

Но зачем она ему это говорит? Какой в этом смысл? Я переводила взгляд с его лица на ее, пытаясь найти ответ.

— Вы знакомы! — воскликнула я, когда меня осенило. — Вы давние приятели!

Весь этот спектакль с мисс Баннерман и миссис Баннерман был разыгран исключительно для меня.

Зачем же тогда они раскрылись?

— Было время, — сказала Милдред, — когда Финбар был… был…

— Спасательным кругом в бушующем море, — с ухмылкой договорил Финбар. — Скалой… Сигнальной ракетой в ночи… Уютным одеялом…

— Угомонись, Финбар, — перебила его Милдред, и мы все рассмеялись.

Теперь, когда их тайна вышла наружу, комната стала более приятным местом: настолько более теплым, что я сняла пальто и повесила его на крючок рядом с плащом Финбара.

— Каким он был? — поинтересовалась я. — Имею в виду, Оливер Инчболд.

— Блестящим. Скользким. Хрупким, как иногда говорили. Ходячим зеркалом: куском стекла, которое все отражает и не показывает, что у него внутри.

— Агрессивным? — уточнила я.

— А! Ты тоже об этом слышала.

— Кто его любил?

Финбар засмеялся коротким смехом, похожим на лай лисы.

— Что за вопрос! Нет, чтобы спросить: «Кто его ненавидел?», как обычно спрашивают мужчины в мятых костюмах с наручниками на поясе. Приглядывай за этой девочкой, Милдред. Она — угроза для убийц.

Угроза для убийц? Мне по душе это определение. Если я когда-нибудь обзаведусь визитными карточками, на них под изображением вечно бдительного глаза будут написаны эти слова в качестве девиза.

— Мистера Инчболда убили? — спросила я.

— Кто знает? — ответил Финбар. — Аутопсия ничего не показала. Труп слишком долго находился на острове, перед тем как его обнаружили.

— А чайки? — продолжила я.

— Этой теории ничто не противоречило, — сказал Финбар, — если не считать того, что раньше такого не случалось, но от этого она не становится неправдоподобной. На самом деле эту мысль высказал владелец.

— Лорд Раффли? Как?

— Так устроен мир, — ответил Финбар. — Знаменитый человек, умерший на острове от сердечного приступа, — эта история продаст многотысячный тираж газет. Но тот же человек, которого насмерть заклевали обезумевшие чайки, — эта история принесет миллионы.

— Отвратительно, — сказала я.

— Добро пожаловать в жестокий мир, Флавия де Люс, — отозвался Финбар. — Желаю приятно провести время.

— Кто его любил? — повторила я свой вопрос.

— Что ж… никто, — ответил Финбар. — Кроме той женщины из издательства. Как там бишь ее звали?

— Конгрив, — подсказала я. — Луиза Конгрив.