Трижды приговоренный… Повесть о Георгии Димитрове

Из Москвы от генерального секретаря Коминтерна Коларова пришла телеграмма, не одобрявшая позиции выжидания и невмешательства, занятой партией. Телеграмма вызвала споры.

Однажды Георгий вернулся особенно возбужденным.

— Что случилось? — спросила Люба.

— Коларов приплыл нелегально на моторной лодке из Одессы в Варну и был арестован. — Георгий резко повернулся к ней. — Надо ехать туда, как-то встретиться с ним.

— Да, надо ехать, — сказала Люба, — но одного тебя не отпущу.

Георгий остановился перед ней. Она сидела на диванчике, пряменькая, неподвижная, как деревянная куколка.

— Нужно ли тебе рисковать? — спросил Георгий.

— Я поеду, ты же знаешь, — сказала Люба. Георгий подошел к диванчику и сел на его край.

Просто, доверчиво сказал:

— Я перестал понимать самого себя. И мне кажется, не только я один…

Люба давно уже не видела его таким спокойным.

— Я тебе говорил, — продолжал Георгий, — помнишь, Ленин советовал остерегаться увлечений и действовать трезво, чтобы не наделать непоправимых ошибок. Я много раз повторял его слова: остерегаться увлечений, действовать трезво, подготовить партийные кадры, связаться с крестьянством… Ты знаешь, я не скрывал от партии ленинских советов и не имел права скрывать — Ленин тогда обращался не только ко мне. Он имел в виду планомерную подготовку к революционному кризису. Но теперь на нас напали. События опередили нас. В некоторых округах крестьяне поднялись с оружием в руках… Пойми меня, я сам голосовал за решение Цека и Партийного совета «ждать с ружьем у ноги», отстаивал его, и я выполняю это решение. Но я спрашиваю себя: почему Коларов и Исполком Коминтерна считают наше решение ошибочным?

Он замолчал. Люба думала о том, что сказал Георгий, впервые поняв по-настоящему, как трудно ему сейчас.

— С Лениным нельзя посоветоваться? — спросила она.

— Нет, — ответил Георгий. — Ты ведь знаешь: он все еще тяжело болен.

Они опять замолчали. Любе мучительно хотелось помочь Георгию, и она не знала чем.

Георгий опять заговорил тихо, неторопливо, словно прислушиваясь к самому себе:

— Как-то поздно вечером, уже после 9 июня, возвращаясь из Народного дома, я шел с тройкой из партийной охраны. Молодые ребята, коммунисты. Я видел, что они готовы ринуться в бой сейчас же. Один из них, Кирилл, офицер запаса, прошел войну в пулеметной роте. Он бывший наш профсоюзный активист в союзе банковских работников. Я его давно знаю. — Георгий прищурился, представляя себе Кирилла: высокий, волосы расчесывает железной расческой… — Он усмехнулся доброй улыбкой. — Всегда рвет и мечет — огонь. Подходит ко мне — он шел сзади, смотрел, нет ли слежки, — подходит и говорит: «Вчера мы с товарищами возвращались рано утром от наших девушек, мимо Ловова моста. А там — пулеметное гнездо. Против нас же готовятся. Я, — говорит Кирилл, — пулеметчик, прикинул: навалиться нам на них разом, и пулемет наш. Никого не подпустили бы… Мне двадцать восемь, — говорит, — во мне сил хоть отбавляй, а я должен отсиживаться в такое время. Мы, молодое поколение, не понимаем. Объясните!..» Объяснил. Сказал, что ожидается приезд Коларова, пока нужно вести себя осторожно. Слушает, молчит, но по глазам вижу, не соглашается. — Георгий сгорбил плечи, покачал головой. — А если в самом деле, мы не в состоянии им объяснить? Если кто-то из молодых уйдет от нас какой-то своей дорогой? Сорвется, начнет подменять революционность мелкой местью, террором?..

Люба провела своими тонкими пальцами по горячей, волосатой руке Георгия.

— Не надо казнить себя, — сказала она. — Что бы ни случилось, надо жить дальше. Надо искать истину, Георгий.

— Да, работать! — Георгий встал и прошелся по кабинету спокойным шагом размышляющего человека. — Нужна встреча с Коларовым, — решительно сказал он, — надо в подробностях выяснить его точку зрения, все взвесить. Надо ехать в Варну, Люба.

— Надо, Георгий!

Через день Георгий и Люба были уже в Варне. Коларова держали под стражей в казармах местного гарнизона. Офицер запаса — коммунист устроил Георгию свидание с арестованным «братом». Все обошлось благополучно. После встречи с Коларовым Георгий успокоился.

— Надо исправлять ошибку, — сказал он Любе. — И как можно скорее, цанковцы рады, что мы не оказываем им сопротивления. Мы не можем ждать, когда и до нас доберутся.

Люба почувствовала облегчение, гнетущее чувство оставляло ее. Она знала, что теперь опять начнутся обыски, полицейские преследования, может быть, уличные бои. Но по крайней мере не будет страшного, выматывающего душу ожидания удара в спину. Теперь они поняли неизбежность борьбы и обрели ясность цели, и это несло успокоение.

На обратном пути в Софию Георгия и Любу арестовали, но после протестов партии через два дня освободили. Удалось вырваться из заточения и Коларову. В результате ожесточенных дискуссий на подпольных заседаниях ЦК решено было начать восстание в конце сентября. Пророчество Коларова о том, что и компартию собираются разгромить, сбывалось: разведка партии донесла, что правительство готовит в начале сентября массовые аресты коммунистов и разгром партийных учреждений.