Гитлер! Он мог стоять на парадах, забывшись и сложив руки на животе, как немецкая домохозяйка в очереди за мясом. Но стоило ему попасть на трибуну, он превращался в безумца.
В этот вечер, расхаживая среди собравшихся на пожар, он нервно поджимал свои коротко подбритые усики. Мускулы лица его в неверных отсветах пламени подергивались. Теряя власть над собой, он быстро заговорил:
— Это перст божий! Теперь ничто не помешает нам уничтожить коммунистов железным кулаком… — Гитлер обернулся к Сефтону Дельмару, корреспонденту лондонской газеты «Дейли экспресс», клеветавшей на рабочее движение. — Вы свидетель новой великой эпохи в немецкой истории, — воскликнул он, возбуждаясь все больше. — Этот пожар — ее начало!
Тощий Геббельс, прихрамывая, подошел к ним и, вторя Гитлеру, воскликнул:
— Это сигнал!
Дельмар записывал в свой блокнот слова фюрера, чтобы ночью передать их по телефону в Лондон.
К тучному Герингу подошел гардеробщик рейхстага, член национал-социалистской партии Роберт Колье.
— Я знаю, — заявил он, — что председатель коммунистической фракции Торглер был в рейхстаге в момент возникновения пожара.
Геринг, уезжая с пожара, посадил в свою машину Кольса, привез его в прусское министерство внутренних дел и там лично допросил.
В 11 часов вечера Геринг и руководитель берлинских штурмовиков Гельдорф отдали приказ об аресте всех коммунистических функционеров и некоторых социалистов и пацифистов.
Тогда же, через несколько часов после поджога рейхстага, президент республики фельдмаршал Гинденбург — тот, кто в январе поручил Гитлеру сформировать правительство, — подписал «чрезвычайный декрет для защиты народа и государства». Отменялась или ограничивалась свобода личности и печати, свобода собраний и союзов, отменялась тайна почтовой корреспонденции, телеграфных и телефонных разговоров…
На другой день по нелегальным каналам Георгий получил известие из Москвы: Люба при смерти. Он готов был сейчас же немедленно мчаться в Москву. Но сделать это было не так-то просто.
Вскоре вечерняя газета «Нахтаусгабе» напечатала сенсационное сообщение: на нелегальной квартире арестован руководитель немецких коммунистов Эрнст Тельман. Новое несчастье! Удар по Германской компартии. Георгий хорошо знал Тельмана, они были друзьями.
Георгий метался из угла в угол по своей комнатке, которую снимал у двух весьма положительных и почтенных супругов.
Хозяйка квартиры постучала к нему.
— Опять зубы, господин Гедигер?
Недавно зубная боль мучила его, и хозяйка посоветовала обратиться к знакомому дантисту.
— Да, — пробормотал Георгий, — надо опять навестить врача…
Он проклинал в душе жалостливость пожилой немки, мешавшей ему сосредоточиться и принять необходимое решение.
— Я принесу вам горячий настой шалфея, — участливо сказала хозяйка.
Через несколько дней он шел на встречу с друзьями в ресторан, где часто бывал. Незадолго до условленного времени он петлял по соседним улицам, раздумывая, как быть. Тревога за Тельмана заставила его решиться: он направился к ресторану, предполагая узнать подробности о его судьбе.
В ресторане уже ждали расположившиеся за столиком болгары-эмигранты Попов и Танев. Неожиданно ворвалась полиция. Отряд вел знакомый Георгию кельнер ресторана Гельмер.
— Вот они! — вскричал Гельмер, указывая на Георгия и его товарищей. — Я видел их здесь в обществе поджигателя Ван дер Люббе.
Полицейские окружили болгар, раздалась резкая команда:
— Руки вверх!
Медленно поднимая руки и с хмурым прищуром поглядывая на полицейских и на возбужденного, тяжело дышавшего Гельмера, Георгий думал о том, что сталось с кельнером — казался прежде нормальным, а сейчас обезумевшим человеком. На какое-то мгновение Георгию показалось, что все происходит так, как и должно было произойти, потому что нормальные люди слишком выделяются среди безумцев и не могут долго оставаться незамеченными. Потом Георгием овладело беспокойство: сумеет ли он вырваться на свободу до того, как сердце Любы перестанет биться, сумеет ли увидеть ее в последний раз? Он поборол в себе слабость и со спокойным презрением смотрел в глаза полицейским. Отныне его союзники — разум и смелость — единственное, что может устоять перед безумием.
Троих арестованных отвезли в полицейской машине к зданию рейхстага. В зале Бисмарка их ждал крепко скроенный человек — комиссар уголовной полиции Брашвиц. Началась обычная процедура допроса.
«Сегодня 9 марта, — подумал Георгий. — Когда же удастся вырваться?»
— Полиция имеет неопровержимые доказательства вашей связи с Ван дер Люббе и соучастия в поджоге рейхстага, — заявил Димитрову Брашвиц.
— Я протестую против чудовищного обвинения, — возразил Димитров. — Это ложь!
— Подпишите протокол полицейского дознания, — сказал Брашвиц. Его лицо выражало упрямое равнодушие служаки, привыкшего выполнять свою работу спокойно и методично.
— Я отказываюсь подписывать искаженные и неполные записи допроса, — ответил Димитров.