Но если и вправду набрался, как тогда он смог стянуть ту проклятую авторучку?.. Олегу ее привез из Ленинграда двоюродный брат, и они всем классом на нее любовались: в прозрачном корпусе светилась девица, сначала одетая, а перевернешь – раздетая. Любоваться пришлось недолго – авторучка куда-то пропала, и Олег и думать про нее забыл. А потом случайно оказался у Шведа дома, начал от нечего делать выдвигать ящики его стола и обнаружил ту самую девицу.
Он тогда поспешно захлопнул ящик, словно увидел раздетую красотку живьем, и тут же задвинул соответствующий ящик в своей памяти. Сохранилась только жалость к Шведу: правильно это раньше называли – нечистый попутал. Не ты украл, а нечистый тобою овладел.
Но сам-то Швед-то стыренную авторучку забыть не мог, что же он из себя строил, будто не способен тырить у своих? Притом не прикидывался, у него реально слезы стояли в глазах…
Для него, выходит, не важно, способен он украсть или нет, а важно, решаются ли ему об этом сказать в глаза! Раз решаются, значит, не боятся, а раз не боятся, значит, не уважают.
Так вот что она такое, блатная честь, – умение внушать страх, чтоб никто не смел сказать тебе правду в лицо!
Олег почувствовал такое удовлетворение, словно доказал самостоятельно труднейшую теорему.
Вторая же часть теоремы открылась ему лишь двадцать лет спустя.
– Это к тебе, – заглянула мама. – Говорит, твой одноклассник.
Удивления в ее голосе прозвучало ничуть не больше, чем наметилось забулдыжности в подобрюзгшей физиономии Кума.
– Кого я вижу?.. – радостно поднялся ему навстречу Олег, но Кум не стал разводить сантименты.
Он бегло тиснул Олегу руку и, усевшись без приглашения, все такой же кругленький, задастенький, с такой же белобрысой напористой челочкой, перешел к делу (хабэшные отечественные джинсы обтянулись на могучих жирных ляжках, – Кум об натянутые на согнутой ноге штаны когда-то умел зажигать спички).
– Дашь треху без отдачи? Ты ж к нам ненадолго, родичей приехал навестить?
Олег поспешил вручить ему треху, стараясь не впадать в суетливость. Кум принял ее без суетливости, небрежно сунув в нагрудный карман пестрой безрукавки, кои в пору их юности именовались расписухами.
– У тебя ж не последняя, ты же вроде доцент?
– Старший научный сотрудник.
– А Швед базарил, что ты кандидат наук – это не то же самое, что доцент?
– Доцент – это преподаватель
– Швед теперь директор ресторана, больше любого доцента, наверно, гребет.
– Наверно.