Читаем Тризна полностью

И я рядом с этими героями ужасно страдал от своей трусости. Мне никак не давалось врезать, вмазать, оттянуть, отпинать весело, играючи, с огоньком. Даже когда другие, настоящие герои это делали, я испытывал только ужас и тошноту. Чтобы вступить в драку, мне требовалось сначала две ночи не спать, написать завещание, а потом идти, как на казнь. Да для меня это и была казнь – шел, как придуманный мною когда-то народоволец на цареубийство, – чтоб поскорей отмучиться. Прошли чуть ли не десятилетия, прежде чем я сообразил, что когда нужно было залезть на подъемный кран, откуда-то спрыгнуть, куда-то нырнуть, я был не только не трусливей, а, пожалуй, и похрабрее прочих. Не сосчитать, сколько раз я рисковал жизнью просто так, для красоты. И увечился иной раз куда как посерьезнее, чем в любой драке. До меня слишком поздно дошло, что ужас мне внушает не возможность увечья – она меня только мобилизует, а злоба и жестокость. Я не понимал причин своего страха и ощущал себя маленьким и жалким.

Я до такой степени не переносил никакого недовольства, что если кто-то в дружеской компании мрачно молчал, то я начинал перед ним лебезить, только бы он сменил гнев на милость, позволил мне передохнуть в мирке, где все хотя бы делают вид, что друг друга любят.

Пожалуйста, не смотрите на меня так и не потупливайте взор, все это не я, а художественный образ. Ему и сочувствуйте или презирайте. Но лучше, конечно, сочувствуйте.

В общем, я долго страдал, оттого что я такая мелкая личность, но постепенно я нащупал ту область, где я мог бы сделаться большим. Это была История. И не какая-нибудь рядовая историйка, а История с самой что ни на есть большой буквы. Я чувствовал, что в борьбе, например, с фашизмом я бы не струсил. Напоминаю еще раз, что все это не я, а художественный образ. Я мечтал, чтобы в Америке фашисты подняли мятеж, а я бы поехал с ними сражаться, как когда-то ехали в Испанию. Но меня влекла и всякая другая возможность проявить мужество, лишь бы в этом не было злобы и подлости. И начальства, по крайней мере, нашего родного – уж больно оно было лживое и скучное. Так что Аляска, Джек Лондон – это тоже было кое-что, пока нет настоящего исторического дела.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большая литература. Проза Александра Мелихова

Заземление
Заземление

Савелий — создатель своей школы в психотерапии: психоэдафоса. Его апостол — З. Фрейд, который считал, что в нашей глубине клубятся только похоть, алчность и злоба. Его метода — заземление. Его цель — аморальная революция. Человек несчастен лишь потому, что кто-то выдумал для него те идеалы, которым он не может соответствовать. Чем возвышеннее идеал, тем больше он насилует природу, тем больше мук и крови он требует. А самый неземной, самый противоестественный из идеалов — это, конечно же, христианство. Но в жизни Савелия и его семьи происходят события, которые заставляют иначе взглянуть на жизнь. Исчезает тесть — Павел Николаевич Вишневецкий, известный священнослужитель, проповедник. Савелий оказывается под подозрением. И под напором судьбы начинает иначе смотреть на себя, на мир, на свою идею.

Александр Мотельевич Мелихов

Современная русская и зарубежная проза
Тризна
Тризна

«Александр Мелихов прославился «романами идей» – в этом жанре сегодня отваживаются работать немногие… В своём новом романе Александр Мелихов решает труднейшую задачу за всю свою карьеру: он описывает американский миф и его влияние на русскую жизнь. Эта книга о многом – но прежде всего о таинственных институтах, где ковалась советская мощь, и о том, как формировалось последнее советское поколение, самое перспективное, талантливое и невезучее. Из всех книг Мелихова со времён «Чумы» эта книга наиболее увлекательна и требует от читателя минимальной подготовки – достаточно жить в России и смотреть по сторонам».Дмитрий Быков

Александр Мотельевич Мелихов , Анастасия Александровна Воскресенская , Евгений Юрьевич Лукин , Лидия Платова

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Стихи и поэзия

Похожие книги