– А потом что, из города ноги делать? Кум со своей шоблой мне бы дыхнуть не дали, они же, блатные, хуже обэхээс. Ну, ничего, я свое взял! Теперь трехи у меня клянчат!
Даже у такой простенькой историйки оказалось третье дно. А мы еще воображаем, что можно что-то понимать в Истории человечества!
– Олег, Олег, очнись!
Господи, откуда здесь Галка?
– Так ты и сейчас среди разговора можешь заснуть?
Наконец-то в ее голосе послышалась настоящая теплота.
– Наоборот, я только во внутреннем мире и бодрствую. Я как раз и хотел, чтобы каждый рассказал о себе изнутри. Не в виде дурацкой «правды» – все равно всей правды никто не скажет, да ее и не знает. Нет, пусть каждый расскажет о себе какую-то сказку, какую про него мог бы сочинить тот, кто его ужасно любит. И во всем старается оправдать.
– Не очень понятно, – строго прогудел Мохов. – Так что, можно прямо врать?
– В сказках вранья не бывает. В «Левше» атаман Платов пьет водку-кислярку и в бурку заворачивается – это не вранье, а сказка, легенда. Я понял, мне надо первому начать, дать вам урок мастерства. Самое главное, когда я буду говорить «я», это будет художественный образ, а не я реальный, жалкая ничтожная личность. Я подозреваю, все реальные личности в той или иной степени жалкие и ничтожные, так пусть каждый из нас и вылепит из себя художественный образ. Чтобы мы поняли, как его надо любить и жалеть. И до какой степени он во всем прав. Ну что, возражений нет? Тогда поехали. Расслабьтесь, не задумывайтесь, правда это или нет – это неправда. Но я хочу, чтобы меня таким видели. А значит, в глубине души я и сам себя таким вижу.
Итак, стояли мы под Ахалцихом, начал Эн Эн и закурил трубку…
Я вырос в большом городе, где был театр и краеведческий музей. В театр нас водили на «Кремлевские куранты», а в музей на чернильницу Свердлова, но царил над городом завод. Ради завода город и разрастался и превращал окрестные деревни в заводские окраины, а деревенских пацанов в городских гопников. Для которых было выйти без финки за голенищем так же немыслимо, как когда-то дворянину без шпаги. Завод был флагманом советской промышленности, а значит, военным заводом. Пикейные мыслители уже лет двести ломают голову, отчего в России никак не приживется демократия, хренократия и прочие пряники, но я-то давно понял, что нашу жизнь определяют войны. Войны порождают и диктатуру, и культ храбрости, и культ гопничества. Нас учили по приказу начальства быть храбрыми, а в остальное время трусливыми, но мы-то понимали, что храбрость, она везде храбрость. Восхищаешься красным конником, значит, восхищайся и красным гопником. А гопники были все без исключения красными, в кино болели исключительно за наших. Только в последние мои школьные годы наметился некий декаданс – эти рруссские катоны начали косить под штатников. Ковбои, куклуксклановцы, гангстеры – лихие ребята, которые никому не спустят. А у нас воспевалась только разрешенная храбрость, – тьфу!