– Клянусь.
– Моим здоровьем?
– Твоим здоровьем.
– Скажи: «Клянусь твоим здоровьем, что у меня нет новостей от Нины…»
– Клянусь твоим здоровьем, что Нина мне не звонила. И у меня нет никаких новостей.
– Папа рядом?
– Да.
– Он меня слышит?
– Сейчас передам ему трубку.
– Я принял решение уехать из Франции и хочу продать компанию.
Несколько минут спустя Ге идет одна по внутреннему саду их марокканского риада[176]
и обвиняет себя и мужа в трусости. Они не просто уехали жить в Марокко, но сбежали.Здесь, в этой стране, всегда тепло, по утрам все вокруг источает волшебный аромат, а фантастический свет изумительно прекрасен. Но истинное солнце светит там, где находятся наши близкие. Самые близкие. Неискоренимо близкие.
Когда Маню был ребенком, Гертруда думала: «Я могла бы спрятать труп, если бы сын попросил». Она никогда никого не любила сильнее Эмманюэля и все ему прощала.
А потом появилась Нина, и ее сын изменился. Девочка блёкла, а в глазах Эмманюэля загорелся огонек безумия, окреп и превратился в гибельное пламя. Он был одержим женой, следил за ней, только что не травил, как дичь.
Всего раз Ге решилась сказать: «Тебе следует оставить Нину в покое», и Эмманюэль оборвал разговор, заявив, что его жена очень молода и «нуждается в отцовской опеке».
Его слова ужаснули Ге. «Что я наделала? Как я его воспитала? Что я пропустила, чего не заметила? Неужели я – виновница его странностей? Не зря говорят, дети повторяют родителей, и в лучшем, и в худшем…»
Да, Ге переехала в Марокко, потому что боялась.
Через год после женитьбы сына она впервые заговорила о Марокко, заявила, что хочет начать новую жизнь и муж с ней согласен. «Как только затоскуем по друзьям и семье, сразу прилетим. Ничего фатального в нашем решении нет, всегда можно дать задний ход». Анри-Жорж сначала удивился, но очень быстро проникся этой идеей и даже проявил энтузиазм.
«Сколько раз мы закрываем глаза, – спрашивает себя Ге, – не обращаем внимания на ребенка, который слишком часто плачет, на соседа-грубияна, на одинокую старушку или жестокость в отношении пса или котенка? Как часто, вместо того чтобы вмешаться, собираем чемоданы? Чтобы не видеть и ничего не чувствовать».
Этим утром, услышав звонок, Ге не подумала: «
Она почти удивилась, услышав его голос: «С Новым годом, мама».
Ге осознает, что после ухода Нины безумие ее сына стало неизлечимой, злокачественной болезнью. Она дважды навещала Эмманюэля и оба раза сокращала пребывание до минимума. Незачем увещевать его, он мечется, как лев в клетке, беседует сам с собой, часами говорит по телефону с частными детективами, боязливыми и совершенно никчемными. Все попытки матери вмешаться вызывали бурную ответную реакцию, нервную, почти угрожающую, он твердил одно и то же: «В конце концов я
Анри-Жорж тоже попытался вразумить сына, но натолкнулся на глухую стену. Он предложил отдать компанию в управление, но Эмманюэль ничего не захотел слушать:
– Это не решит проблемы, а если продадим, закроем тему. Кстати, я уже получил несколько выгодных предложений.
– Нельзя вот так запросто расставаться с детищем трех поколений Дамаммов! – вскипел Анри-Жорж. – Между прочим, я все еще владею долей капитала.
– Мне плевать на деньги, папа, могу отдать тебе все.
Они перешли на повышенные тона, и Ге вмешалась, безмолвно, взглядом, умоляя мужа успокоиться.
– Однажды ты станешь отцом и будешь счастлив передать компанию сыну, мой мальчик!
– У меня никогда не будет детей…
Дамамм-старший закончил разговор, и Ге пришлось рассказать мужу о психическом состоянии Эмманюэля.
– Придется согласиться на продажу, это вопрос жизни и смерти. Наш сын считает, что единственный способ справиться с горем – уехать, оборвав все связи. Жизнь мальчика важнее компании.
Потрясенный Анри-Жорж перезвонил Эмманюэлю, сказал, что дает согласие и продает свой пакет акций, чтобы не мешать осуществлению его планов.
Этим утром Нина свободно передвигается по приюту. 1 января никто сюда не придет, кроме Лили, а ее срочно вызвали в Алье, где рядом с железнодороджными путями нашли огромного пса типа кане-корсо. Она взяла с собой жандармов, но не потому, что испугалась – эта женщина ничего не боится! – просто не стоит, как говорится, дразнить гусей, ведь от глупого риска и до беды близко!