Трое

Он до сих пор считает себя виноватым – нельзя было реагировать подобным образом на инсинуации четырнадцатилетней мерзавки.

Вкус к жизни вернулся, несмотря ни на что. Он начал гулять, снова полюбил ароматы чая и кофе, ел пирожки, катался на велосипеде, слушал музыку, ходил в кино, покупал попкорн и наслаждался фильмами, с вожделением перебирал тома на полках книжного магазина. Ромэн долго не мог решиться сходить в свою школу. Посмотреть в глаза детям, не вспоминая кровь на лице Ребекки.

Он был неопытным администратором, молодым нахалом, уверенным, что его великие гуманистические теории способны помочь подрастающему поколению. Увы…

В Бургундии набирали команду для вновь открывавшегося коллежа, и один коллега сказал: «Ты обожаешь нашу профессию, Ромэн, включи силу воли и прими назначение!»

Он рассказал все это Нине по телефону, и она ответила: «Спасибо, что доверился мне, спасибо, что пришел усыновить Боба».

77

Будь я собой,
Не боялся бы
Чистых страниц и слов,
Нужных, чтоб все сказать

Но я опускаю руки

Я отстраняю себя
Я встречаю утро
Не на своем пути

Когда теряешь дорогу,

Где берутся сверхсилы,
Чтобы, шагнув от края,
Снова вернуться к себе?

Будь я собой,

Ни женщина, живущая во мне,
Ни мужчина, что спит в моей постели,
Не испугали бы меня

Будь я собой,

Ни мои дела, плохие или хорошие,
Ни демоны темных мыслей
Не пугали бы меня…[175]

Ноябрь 2001

Восемь человек ужинают за изящно накрытым столом лойном трески со спаржей и обсуждают речь Тони Блэра о будущем Европы под незнакомую Адриену песню. Она звучит тихонько, но текст превалирует над голосами сотрапезников. Адриен вслушивается в слова все внимательней и постепенно замирает. Кто-то спрашивает:

– С вами все в порядке, Адриен?

Он встает. Отвечает:

– Я не Адриен.

Публика в изумлении.

– Меня зовут Виржини.

Никто ничего не понимает. Никто не говорит ни слова. Не смеется.

Адриен спрашивает у хозяйки дома:

– Что это за песня?

– Какая песня?

– Та, что только что звучала.

– Я не обратила внимания.

Осознав случившееся, Адриен теряет сознание.

В себя он приходит на носилках.

Кто-то говорит ему:

– Вы в больнице Святого Людовика, мсье. Вы упали в обморок. Ваши знакомые рассказали, что прямо перед этим вы стали неадекватны, говорили несвязно. Мы проведем некоторые неврологические обследования. С вашего разрешения.

– Конечно…

– Давайте для начала кое-что проверим… Какой сегодня год?

– 2001-й.

– Месяц?

– Ноябрь.

– Ваше имя?

– Адриен Бобен.

– Дата вашего рождения?

– 20 апреля 1976-го.

– Превосходно.

* * *

27 декабря 2017

– Я вышла из больницы, села в поезд и навсегда покинула Париж. Ни с кем не простилась. Связь поддерживаю только с моим издателем и другом Фабьеном Дезераблем. Он занимался продажей квартиры.

Нина и Этьен смотрят на меня не отрываясь. Оба очень красивы в бледном утреннем свете. Я выкладываю перед ними мою «жизнь в эпизодах» – ту, о которой они ничего не знали. Ту, что началась после нашей общей, на троих.

Моя жизнь после них.

Мы сидим на застекленной террасе станции техобслуживания на пути из Генуи во Флоренцию. Нина макает шоколадный хлебец в кофе, Этьен пытается проглотить эспрессо. Странноватое место для исповеди.

Нина таращится на меня своими чу́дными черными глазами.

– Ты все бросила из-за какой-то песенки?

– Благодаря песне. Мне надоело врать всем вокруг. И в первую очередь себе… Вообще-то «Мел» ничем мне не помог. Я надеялась излечиться, положив слова на бумагу… Но излечиться от чего? Я не больна, просто родилась в неправильном теле.

– И чем ты занимался все это время? – интересуется Этьен.

– Я путешествовала. Возвращалась во Францию к Рождеству, встречалась с Луизой. Потом мне это надоело. Путешествия – то же бегство. В конце концов я купила дом в Ла-Комели.

– Почему там? – изумляется Этьен, приравнивая мое решение к похоронам по первому разряду.

– Из-за Нины, Луизы и моей липы.

– При чем тут я? – удивляется Нина. – Мы много лет не разговаривали.

– Это не имеет значения, если знаешь, что важный для тебя человек рядом.

– Почему ты не рассказала правды о себе? – Нина все-таки решилась задать сакраментальный вопрос.

– Что такое правда в отношении меня?

– Не увиливай. Признайся, что все дело в доверии. Ты не слишком нам доверяла, верно?

– Я не доверяла себе.

Нина делает глоток кофе.

Этьен морщится.

– Не могу пить эту дрянь… Почему Виржини? Не Симона, не Жюли? – спрашивает он.