Читаем Трое полностью

Трое

Какой? Они с Адриеном сочинили ее в тринадцать или четырнадцать лет. Слов Нина почти не помнит, но это было что-то жалкое: «Никогда не поздно посмотреться в зеркало, никогда не поздно, даже если ты считаешь, что тебя окружает мрак…» Со времен Эмманюэля Нина поняла одну простую вещь: невозможно ничего построить ни с кем-то, ни для кого-то, жизнь складывается сама по себе, а встреча с родственной душой – бесценный подарок. В своей взрослой жизни она только с появлением Ромэна почувствовала себя «обжитой». До него чудо совершила Лили, но оно было другого типа. Ромэн – ее возлюбленный. Возможно, они не расстанутся. Будут вместе. Нина верит, что люди состоят из «может быть».

Она чувствует, как Этьен погружается в сон, его дыхание успокаивается. Он спит.

* * *

Я слышу дыхание Этьена. Он плачет. Я не смею шевельнуться. Он слишком горд и не перенесет утешений. Общаясь с ним, всегда приходилось притворяться: «Я не понимаю, что с тобой происходит на самом деле…» Этьен один из рисковых красавчиков, что радуют взгляд окружающих, но не допускают никого к своим эмоциям. Они прячутся за фасадами-обманками.

Та же конфигурация, что вчера в пансионе: я лежу на узкой детской – дополнительной – кровати, Этьен и Нина спят на «родительской».

Мы нашли отель рядом с пляжем Маппателла.

Мы ели лингвини с моллюсками (у них смешное название – петушки), выпили бутылку чу́дного белого вина, как будто приехали в отпуск на берег моря, а не составляем Этьену компанию в его последнем, предсмертном путешествии.

Он выскочил из машины, сорвал с себя одежду и с радостным воплем бросился в воду. Не берусь сказать, был то крик радости или отчаяния. Чувства смешались… Нина заорала: «Вода ледяная! Ты рехнулся!» – и принялась тянуть его за руку к берегу, а он умолял: «Дай побезумствовать, будь милосердна!»

Он плавал, а она не спускала с него глаз. Я пошла купить два пляжных полотенца на базарчике, и мы досуха растерли Этьена. Его зубы выбивали дробь, но он выглядел счастливым, тело покраснело, а лицо осталось бледным. Впервые со дня девичника Нины я увидела его без одежды, и это был взрослый мужчина.

«Нам сорок один, наше поколение хотело изменить мир и не преуспело…» – подумала я.

В номере Этьен заглотнул очередную порцию таблеток и лег в горячую ванну. Мы с Ниной выгребли все из мини-бара и начали угощаться, не глядя на этикетки. Она спрыгнула с кровати. Я включила музыку, тот самый «случайный» плейлист, который записала перед отъездом.

Этьен крикнул из-за двери: «У вас все те же дерьмовые вкусы!»

Мы сохранили все рефлексы детских лет, как воссоединившиеся братья и сестра. Стоит взрослым, росшим вместе, выпустить себя на свободу, и детство всплывает на поверхность.

Я включаю мобильник, наплевав на запрет Этьена, и проверяю почту: меня заботит судьба Николя.

– Нина…

– Да? – шепчет она.

– Я получила конфиденциальное сообщение из редакции. Останки в машине – женские…

– Это Клотильда? – Нина произносит имя со страхом.

– Пока рано что-нибудь утверждать.

– Думаешь, обнаружат и кости… младенца, если это она?

– Вряд ли после стольких лет… эмбрион – если он был – сохранился.

– Ужас какой!

– Я все слышу, – сообщает Этьен, – жизнь еще не покинула меня… Если это Клотильда, эксперты получат череп и бедренную кость зародыша. Пресная вода не так агрессивна, как морская, а тело матери должно было защитить его от тины… Я двадцать три года только о том и думаю.