Трое

Она принимает душ. Ей уже не больно, но приходится сдерживать потуги. Не здесь. Она плачет. Не потому, что теряет эмбрион и Этьена Больё, просто ее последние мечты сейчас полетят в унитаз.

В нее попали и подстрелили.

Она надевает старое уродливое черное платье, которое купила два года назад только потому, что никогда ничего подобного не носила и решила поэкспериментировать. Она шагает в предрассветной мгле, на улицах проклятого города даже кошек не видно, ее ноги стали влажными от росы. Автоматизм движений делает ее похожей на зомби из клипа Майкла Джексона или его дурацких фильмов (они ей никогда не нравились!), где хрупкие бледные девицы в белых чепцах, длинных платьях и деревянных сабо оплакивают свою судьбу, а их мужчины накачиваются виски и ржут над идиотскими шутками.

Она вспоминает, как пришла на пляж в Сен-Рафаэле и увидела Этьена и лежавшую на нем девицу.

Судороги прекратились.

Клотильда присаживается на корточки и «скидывает» в канаву – быстро, без боли. Она не смотрит на это, но оно не дышит, оно мертво, раз решило умереть и покинуть ее. Она ему не нужна.

Клотильда никогда не хотела стать матерью. Да и кто бы захотел в восемнадцать? Ей нужно было выставить Этьена к позорному столбу, только и всего. Пусть бы стал папашей-наседкой, чтобы «счастливое событие» «произвело в нем радикальную перемену», говоря высоким стилем, чтобы был покорным и предупредительным, этаким сладким дусей. В конце концов этот новый человек опротивел бы ей. Она даже начала бы его ненавидеть.

Клотильда сморкается в складки балетной пачки. Не горюй, детка. Все к лучшему. Что бы ты стала делать с пискуном? Займись местью. Испорти Этьену жизнь. Пусть ему мало не покажется.

Она возвращается домой к семи утра, ложится в кровать на голый матрас, заворачивается в плед и дремлет до девяти. Снизу, из кухни, доносятся голоса родителей, звякает посуда.

Нужно идти на работу. Нужно идти на работу. Нужно идти на работу.

Она совсем обессилела. Кровь еще не остановилась. Жизнь возвращается в привычные рамки.

У врача она не была. Не делала УЗИ. Никто не знал. Буклет для беременных стал для нее учебником истории. Чем-то, что случается с другими, но не с ней. «На четвертом месяце эмбрион весит около двухсот грамм, его длина составляет около пятнадцати сантиметров». Получается, она забеременела в середине апреля. В среду, во второй половине дня. В день детей. И вовсе не случайно, как она сказала Этьену. Она сама все сделала, проткнула резинку ногтем указательного пальца, острым, как лезвие перочинного ножика.

Она принимает душ, надевает платье – на пуговицах спереди – и вдруг понимает, что забыла перебинтовать живот, как делала весь месяц. А ведь живот пока что не… опал. Почему? Сколько еще придется ждать?

В дверь стучат. Это ее мать.

– Дорогая, дед твоей подруги погиб.

«У меня нет подруг, – думает Клотильда. – Терпеть не могу девчонок. Хорошо бы стать сводней и послать всех на панель, чтобы заработали кучу бабок. Хочу играть в карты с другими мужиками, пока мои курочки снимают клиентов. Правда в том, что мне не нравится мой пол!»

– Какой дед? Какая подруга, мама?

– Маленькая брюнетка… Почтальон… Пьер Бо, его раздавил грузовик… Бедняга…

Клотильда застывает у двери. «Это значит, что Этьен вернется раньше, чем собирался. Он будет здесь завтра. Прочтет мое письмо… Или… даже сегодня!»

– Когда это случилось?

– Вчера после обеда.

Часом позже, как и каждое утро после 1 июля, Клотильда накрывает столы, поправляет скатерти, проверяет посуду. Первые посетители появляются ровно в полдень, а в 14:30 все успевают закончить. За едой некоторые клиенты обсуждают несчастный случай: почтальон в лепешку, не заметил грузовик.

Клотильда возвращается в пиццерию в шесть, чтобы подготовить зал к вечеру. В перерыве она часто загорает у муниципального бассейна, но сегодня идет в библиотеку, берет несколько книг о беременности и в одной находит то, что искала: «Матке нужно время, чтобы вернуться к изначальным размерам после выкидыша или родов, брюшной пресс деформируется, кожа растягивается. На восстановление уходит много недель». Клотильда не намерена восстанавливаться. После библиотеки она на ходу съедает две булки.

У нее есть два часа, можно вернуться в парк и полежать на скамье под высокой елью. Вокруг никого, качели пусты. Жарко, хочется пить. Она закрывает глаза.

Нет смысла стремиться к точности

Эта история закончилась…

Заткнись, песня.

Клотильда вспоминает Этьена с девкой в Сен-Рафаэле. Когда это было? Три дня назад.

Она не забыла тот день, когда дед Нины Бо ворвался на школьный двор и отхлестал внучку по щекам. «Да я бы со стыда сгорела, выкинь мои родители что-нибудь подобное! Бросила бы учебу…»