Трое

Отодвинув бумаги, я ставлю чашки на стол перед ними, и до того, как уйти, успеваю поймать на себе взгляд Руслана. Следуя выбранной тактике, улыбаюсь ему в ответ. Обсуждение дел наверняка затянется, а потому я возвращаюсь на кухню и чтобы занять себя, начинаю готовить жаркое. Слова Алисы навели меня на мысль о том, что я могла быть лучшей хозяйкой: у нас не всегда бывает готовая еда, не говоря уже о том, чтобы непременно горячая. Мирон никогда не настаивал на том, чтобы я готовила, и со временем я невольно стала расслабляться.

Спустя полчаса Мирон появляется на кухне, обнимает меня сзади и запустив руку под футболку, целует за ухом.

— Мы закончили. Что готовишь?

— Жаркое с говядиной.

Потянув меня за талию, он заставляет меня обернуться. Его глаза смотрят внимательно, изучающе.

— Рус может остаться на ужин.

Пульс вновь разгоняется до ста ударов в минуту, а шея и виски начинают неумолимо нагреваться. Я знаю, что причина совсем не в том, что на кухне жарко. Сейчас я и Мирон знаем, о чем идет речь, и ту его фразу во время нашего секса я не забыла.

— Если ты против — он уйдет, — произносит он, когда пауза между нами затягивается.

Я несколько раз сглатываю, тщетно пытаясь протолкнуть в горло возникшую сухость, и разворачиваюсь к плите.

— Я не против. Еды на всех хватит.

Глава 22

Я провожу на кухне не меньше часа: до блеска полирую варочную поверхность, без необходимости перекладываю предметы шкафах — делаю все, чтобы оттянуть момент своего появления в гостиной. Для чего? Я ведь сама согласилась на повторение. Отказаться? Сказать Мирону, что я передумала и Руслану стоит уйти? Не знаю. Я не знаю.

Глаза падают на початую бутылку с вином, и я, не раздумывая, выдергиваю пробку. Насыщенный вкус бароло, так любимого Мироном, мягко ударяет в голову, даря расслабление. Всего пару глотков, чтобы успокоиться. Я залпом осушаю бокал и, чтобы уберечь себя от соблазна выпить еще, отставляю его в раковину. Быть нервной пьяницей не входит в мои планы.

— Ужинать будем в гостиной или на кухне? — выглянув из кухонного проема, я смотрю на Мирона, сидящего на диване. Взгляд Руслана замечаю боковым зрением, но встретиться с ним глазами не решаюсь — я пока морально не готова увидеть то, что он уже обо всем знает.

— Здесь, малыш, — отвечает Мирон, кивая в экран. — Мы Уимблдон смотрим.

Разложив жаркое по тарелкам, я выношу их в гостиную вместе с новой бутылкой вина. Несмотря на недавнее чувство голода, аппетит меня покинул — я ем, скорее, потому что так надо.

— Выбрала платье? — интересуется Мирон, протягивая мне бокал. — Рус, тебе налить?

Мельком взглянув на нас, он отрицательно мотает головой и вновь смотрит в экран. Тарелка перед ним стоит почти нетронутой: кажется, мои кулинарные навыки его не впечатлили.

— Вкусно, малыш, — Мирон отпивает вино и, вернув бокал на стол, притягивает меня к себе. Кадры теннисного поединка бесцельно мелькают перед глазами — со стороны может показаться, что это вечер ничем не отличается от обычных дружеских посиделок, тогда как я ни на секунду не забываю, что это не так. Это напоминание бурлит под кожей, электризует каждый нерв, не давая сердцу даже секунды передышки. Я окончательно приняла то, что должно произойти, и теперь переполнена ожиданием. Мирон рядом, а значит не случится ничего плохого — он меня ни разу не подводил.

Его первые прикосновения становятся сигналом, что все начинается. Они ощущаются так остро, что я шумно выдыхаю. Его рука, обнимающая меня за плечи, поглаживает ключицу через ткань футболки — даже это простое движением сейчас пропитано интимностью. Спускается ниже, находит округлость груди, обводит ее, задевает сосок. Руслан по-прежнему смотрит в экран, скрестив на груди руки, но отчего-то я уверена, что он нас видит. На улице даже не начало смеркаться, в гостиной светло, а мы сидим слишком близко.

Я откидываю голову Мирону на плечо и закрываю глаза, позволяя ему трогать мою грудь. Издаю тихий вздох, когда он задирает мою футболку и сжав, перекатывает сосок между пальцев. Действительность скрыта от меня за темнотой век, которая дарит мне свободу. Руслан видит нас? Даже если это не так, я представляю, что он смотрит. Сейчас эта мысль меня не ничуть не страшит — напротив, дарит ощущениям особую остроту.

Небритость щеки задевает мой висок, дыхание Мирона утяжеляется. Добровольно поднимаю руки, когда он тянет вверх ткань моей футболки. В голове горячо отстукивает: в освещенной комнате нас трое, и я наполовину обнажена. Руслан точно это видит.

Мирон сдавливает мою грудь в ладонях, обхватив талию, разворачивает и, сажает к себе на колени. В зазоре приоткрывшихся век я вижу его расширенные зрачки и заострившийся рельеф скул, ощущаю жесткость эрекции у себя под бедрами. Обвиваю его шею руками, трусь об него отяжелевшей грудью, наклоняюсь ближе, целую.

— Охуенная, — выдыхает Мирон, запуская ладони под пояс моих домашних штанов. Во рту влажно от сплетения наших языков, в животе горячо, мозг плавится в огне похоти и возбуждения. Как все будет? Он смотрит?