Трое

Обычно утро — это время расслабленного, чувственного секса, сейчас же движения Мирона жадные, торопливые. Он с силой вдавливает меня в простыни, тянет волосы, ни на секунду не прекращая целовать — словно все эти часы сна он голодал в ожидании, пока я проснусь. И мне удается: воспоминания, которые, я знаю, еще не раз ко мне вернутся, без следа вытесняются его страстью, дыханием, запахом. Ингредиент, который любой наш секс превращает в феерию — то, насколько сильно Мирон меня хочет. Я кончаю одновременно с тем, как в меня пульсацией вливается его сперма. Этот секс вряд ли длился больше пары минут.

— Люблю тебя, Тати. — Мирон прижимается губами к моему лбу и, тяжело дыша, закрывает глаза. Подобный момент сентиментальности после полового акта для него — большая редкость, и сейчас я интуитивно чувствую, что этот — продолжение вчерашней ночи, необходимая для него законченность.

— Мне страшно, — произношу неожиданно для себя.

Мирон поднимает голову и заглядывает мне в глаза, за секунды становясь серьезным.

— Почему?

Я чувствую подкатывающие слезы и мысленно злюсь на себя. Не хочу выглядеть неврастеничкой, которая сначала добровольно соглашается на секс втроем, наслаждается, а потом начинает рвать на себе волосы. Причину такой эмоциональности я и сама не могу себе объяснить.

— Я боюсь, что у нас больше ничего не будет так, как раньше. Что между нами что-нибудь изменится. Я этого не хочу.

Мирон убирает мои волосы со лба, его голос меняется: становится твердым, сметающим сомнения.

— Это эмоции, Тати. Вчера было сильно. Я и сам немного одурел.

— И как теперь все будет?

— А что должно измениться? В среду мы пойдем на ужин с моими родителями, в пятницу отпразднуем день рождения где-нибудь загородом с остальными. С объектом вроде яснее стало, так что через неделю рванем куда-нибудь, — его губы раздвигаются в улыбке: — Хочешь к лемурам на Мадагаскар? Будем валяться на пляже, плавать и много трахаться.

Эти слова, совместные планы, включающее в себя путешествие, действуют на меня успокаивающе. Я представляю самолет, то, как засыпаю на плече Мирона, белый песок, и загар, оттеняющий его улыбку. Да, ему всегда удается подобрать нужные слова. Волнение еще вернется ко мне, но сейчас, когда он рядом, лежит на мне и мы планируем наше, пусть и недалекое будущее, я хочу позволить себе быть более свободной, чем я есть.

— И мы поедем вдвоем?

Мирон приподнимает брови в недоумении и, издав глухой смешок, быстро целует меня в лоб.

— Дурочка. Вдвоем конечно. Это тебя пугает? Что я теперь регулярно буду требовать тройник?

Это меня пугает? Наверное, и это в том числе. Мое смятение имеет множество оттенков, и мне требуется время, чтобы его проанализировать.

— Не знаю.

— Это просто опыт в спальне, Тати. Для тебя и для меня. Я не исключаю, что у нас он когда-нибудь повторится, но превращать тройник в традицию у меня намерений нет. Мне с тобой не скучно, если ты об этом. Разве у тебя есть основания так думать?

— Нет.

— Зато теперь ты никогда не сможешь сказать, что тебе хорошо со мной только потому, что не с кем было сравнить, — глаза Мирона сужаются, смотрят изучающе, оценивают мою реакцию, отчего я невольно краснею.

— Я никогда об этом не думала.

— Рано или поздно могла начать. Обидно упускать в жизни что-то, что есть у других.

Пока я обдумываю смысл этих слов, Мирон выходит из меня и перекатывается на спину.

— Я голодный пиздец. Поднимайся, малыш. Поедем куда-нибудь перекусить.

Он запирается в душе, а еще несколько секунд разглядываю потолок и только после этого встаю. Слишком много всего для одного утра, чтобы уложить в голове.

Я прохожу в дальнюю ванную и, заперевшись, разглядываю свое отражение в зеркале. Глаза темнее чем обычно и слегка покраснели, зрачки расширены, а в остальном я все та же. Я и правда думала, что непременно должна измениться? Уже разворачиваюсь, чтобы уйти, и тогда вижу, что изменения все же есть: на бедрах пурпурной темнотой налились множественные пятна. Живот вновь обжигает вспышка огня. Это отпечатки Руслана.

Глава 25

— Как прошел ужин с родителями? — Алина смотрит на бокал с вином, который вращает в руках в попытке выглядеть менее заинтересованной, чем есть на самом деле.

— Посидели в ресторане, — пожимаю плечами. — Что здесь рассказывать.

За ужином и впрямь не произошло ничего из того, чем бы мне хотелось поделиться. Не было бесед по душам, ни единого намека на то, что хотя бы на один вечер родители Мирона готовы воспринять меня как члена семьи. Его отец едва ли взглянул на меня, несмотря на то, что мы сидели друг напротив друга, Елена Андреевна была вежлива, но не более. После ужина мы с Мироном сразу поехали домой, и я намеренно никак не комментировала их очевидную холодность, чтобы не портить ему праздничное настроение. В любом случае, это вряд ли что-то изменило: Мирон бы снова ответил, чтобы я сосредоточилась на наших отношениях, а на остальных не обращала внимания.

— Ты ведь знаешь, что не нравишься им? — это вопрос заставляет меня вздрогнуть и с силой сжать бокал. Сейчас Алина смотрит мне в глаза, наблюдает за реакцией.