Трое

Мила проверенная маникюристка, найденная мной еще на первом курсе. Со времен первого покрашенного ногтя я ей не изменяю. Она работает с выездом на дом, цены у нее демократичные, а результат всегда идеален.

— Ну и как ты справляешься? Одной квартиру снимать накладно.

— Со следующей недели ко мне заезжает соседка. Арендная плата пополам.

— Ты молодец, Тати. Не знаю, сколько бы времени мне потребовалось, чтобы оправиться от… — Мила бросает на меня быстрый взгляд и вновь опускает глаза.

Я знаю, что она имеет в виду. Каково начинать с самого низа, когда еще месяц назад мог позволить себе практически все.

— У меня не было большого выбора. Любой станет барахтаться, если начнет тонуть.

— Звучит невесело, — сочувственно произносит она. — Да и выглядишь ты невеселой. Ходишь куда-нибудь?

— Почти нет. После работы все, чего мне хочется — это вытянуть ноги. Даже не знаю, почему шесть часов сидения на стуле так выматывают. Изредка вижусь с одногруппником, — я с опаской смотрю поверх ее медицинской маски и спешно добавляю: — Он просто друг. Помогал мне с переездом и прочим. Хороший парень.

Несмотря на давнее знакомство, я никогда не откровенничала с Милой, но сейчас слова льются из меня потоком. Я изголодалась по общению, хочется, чтобы кто-нибудь меня слушал.

— Но мне даже нравится уставать. Так быстрее засыпаешь.

— Сегодня мы с парой моих друзей встречаемся в «Пушкине». Присоединяйся. По поводу денег не волнуйся — у них с этим порядок.

Я смотрю, как указательный палец покрывается глянцем и мотаю головой. Незнакомая компания — это совсем не то, что мне сейчас нужно.

— Спасибо, но я, пожалуй, пас. Не хочу портить вам веселье.

— Во-первых, ты ничего не испортишь, а во-вторых, всегда можешь передумать. Нет ничего хорошего в том, чтобы чахнуть дома. Мой номер у тебя есть.

И пусть я не собираюсь принимать предложение Милы, оптимизм и легкость, которыми наполнен ее голос, заставляют меня улыбнуться. Сейчас они напоминают мне о том, что жизнь продолжается.

Закончив работу, Мила расцеловывает меня в щеки и уходит, оставив после себя аромат парфюма и горку смятых ватных спонжей. В квартире я снова одна. До восьми я осваиваю очередной бесплатный онлайн-урок по делопроизводству, и когда он подходит к концу, судорожно придумываю, чем занять остаток вечера, чтобы мысли вновь не свернули на скользкий путь отчаяния. Пытаюсь смотреть комедийную мелодраму, но кривляния актеров неожиданно начинают раздражать, и я закрываю ноутбук. Поджав под себя ноги, открываю ленту инстаграма и начинаю бесцельно ее листать: лица, губы, снимки из тренажерного зала, затейливо составленные натюрморты в нюдовых тонах, фотографии природы. Палец самовольно прилипает к экрану, и мне приходится отговаривать себя делать то, что секунду назад пришло в голову. К чему это саморазрушение? Я ведь совсем не готова. Что если я найду то, что ищу?

Мазохизм берет верх над инстинктом самосохранения, и я быстро набиваю в поисковой строке ник, который знаю наизусть: alina_veles. Я отписалась от нее больше двух недель назад из соображений эмоциональной безопасности, потому как заранее знала, что не вынесу намека на то, что ей удалось занять мое место. Так почему же сейчас нарушаю собственный запрет?

Аккаунт Алины открыт, так что я беспрепятственно могу просматривать ее волшебную ленту. Каждая фотография, как страница глянцевого журнала — идеальна в даже в деталях: будь то пакет с логотипом люксового бренда, приютившийся на заднем сидении кожаного салона, либо изящная татуировка в виде знака бесконечности, выглядывающая из-под ворота футболки. Судя по последнему снимку, опубликованному час назад, Алина находится за городом. В причудливом рисунке ворот и фасаде я узнаю дом Марьяна.

Мой указательный палец зависает на кружке истории, и я вновь себе проигрываю: нажимаю его и жадно впиваюсь глазами в экран. Из динамика доносится Алинин голос, веселый и звонкий; другой, вторящий ей, тоже мне знаком. Это Алиса. Улыбчивая двуличная сучка.

Перед их белозубыми улыбками появляется стекло бокалов, изображение подпрыгивает и сменяется новым. Я стыну, когда различаю на нем знакомую фигуру. За пределами беседки, в которой проходит съемка, стоит Мирон. Он разговаривает с Костей, слишком далеко, чтобы я могла разглядеть больше, чем размытый профиль. Но это точно он.

Сердце заходится порцией жгучего отчаяния. Он там, рядом с ней. Алина может до него дотянуться, и у него нет ни единой причины ей отказать. Он свободен, потому что теперь мы порознь. А она красива, подходит ему и влюблена.

Я ведь знала, что делаю это зря. Совсем не была готова. Если с ноющей болью в груди я привыкла мириться, то с беспомощностью еще нет. Он в десятках километров от меня, возможно сегодня займется с ней сексом. А я ничего не могу сделать, потому что потеряла на это право.