«Трое на качелях» и другие пьесы

Розмэри. Да. Это случилось в один из вечеров, после очередного визита врача. Я не спала. Просто лежала с закрытыми глазами, ожидая, что что-то должно случится… И случилось. Сначала послышался один голос, потом к нему добавился другой, затем по облакам принялась скакать зеленая лошадь, и какой-то крестьянин в смешной мятой шляпе-цилиндре разлегся в небе и начал играть на скрипке. Он играл плохо, будто лягушка квакала, но мне нравилось, я даже рассмеялась. Потом появилось много других животных… коза, которая объедала виноградную гроздь, запряженный в груженную сеном телегу бык… Затем на переднем плане оказались жених и невеста… он в черном, она в белом, словно в старом черно-белом фильме. У нее в руках был букетик ландышей, и когда она меня увидела, она мне его бросила, а я его поймала и… все… Голоса звали меня по имени… В какой-то момент я подумала, что это голоса моих братьев, которые ушли раньше меня, но нет, это были не они… И не мама… и конечно же, не отец!.. Но я не знала никого другого, после стольких лет в клинике… Кто это мог быть?.. Тем не менее, я чувствовала, что могу доверится им… больше того, что я уже давно, очень давно их ждала. Голоса были торжественные, звучавшие словно большой орган с серебряными трубами, и они произносили простые слова… «Давай, ну же, чего ты ждешь? Иди к нам? Мы уходим, пойдем с нами! Решайся!»

Альдо. Это все, что ты подумала?

Розмэри. Да. Причем в один миг.

Альдо. А потом?

Розмэри. Хватит, я устала. Не заставляй меня говорить так много.

Альдо. А ты понемногу.

Розмэри. Не настаивай! Тем более, что это всё.

Альдо молча смотрит на нее.

Эй! Конец рассказа.

Альдо(после паузы). Рассказ можно начать и с конца. (Другим тоном). Давай что-нибудь съедим.

Розмэри. А что у нас есть?

Альдо. У нас есть все. Мясные консервы, спагетти в пачке, горошек в жестянке, фруктовый салат…

Розмэри. …в стеклянной банке.

Альдо. Смотри, как много всего я выставил на стол. Кстати, я привык есть, глядя телевизор.

Розмэри(с недоумением оглядывая комнату). А где он?

Альдо. Его нет. Это я смотрел когда-то. И знал, что здесь его не будет. Так даже лучше. Так мы можем поговорить.

Розмэри. Ну, говори. Мне больше нечего рассказывать.

Альдо. Скажи мне только одну вещь. Тебе стало всё ясно, когда… когда ты внимала этим голосам?

Розмэри. Да.

Альдо. Потому что до этого… все было запутано?

Розмэри. Да.

Альдо. Ясно все-все? Как если бы пелена спала с глаз?

Розмэри. Да. Как когда ветер разгоняет туман.

Альдо. Или когда открываешь окно?.

Розмэри. Нет, скорее, как когда открываешь глаза.

Альдо. Глаза мозга.

Розмэри(смеется). Да, ты хорошо сказал: глаза мозга.

Альдо. Видишь, как мы хорошо понимаем друг друга? А ты боялась…

Розмэри. Я не боялась.

Альдо. Скажем так… опасалась.

Розмэри. Немного… я же тебя не знала.

Альдо. Тебе не нужно оправдываться. (Пауза) Ты довольна?

Розмэри. Да.

Альдо. Ты не голодна?

Розмэри. Нет.

Альдо. Я бы что-нибудь съел. Скорее, по привычке. Я всегда, когда ел, смотрел телевизор. Так я мог ни с кем не разговаривать. Пансион, в котором я жил…

Розмэри. Что за пансион?

Альдо. Видишь, тебе тоже нравится задавать вопросы! Окей, не совсем пансион… больница. Клиника. Наверное, как твоя. Хотя твоя была для богатых… Ох, прости меня, это не в укор тебе… Меня поместили туда, когда умер мой отец. Нет, когда мой отец ушел… бросил мою мать и ушел к другой. Я не знал, как мне быть: ехать с ним – он жил в Риме, или остаться с мамой. Я был уже взрослый, мог жить своим умом, но… было много всего, чего я не знал. Сказать вернее: я был неприспособлен к жизни. Знаешь, я так и сказал это врачу. Отец привез меня в Москву показать своему другу, психологу, который

провел десять лет в сталинской тюрьме. Тот осмотрел меня, то есть… мы поговорили. Потом вошел отец, и они мне сказали, чтобы я подождал в прихожей. Я слышал все, о чем они говорили: у меня был исключительный слух, но я никому не рассказывал об этом. Они разговаривали по-русски, а я понимал русский. Они наговорили много всякого о моем детстве, о моих отношениях с мамой, с папой, все правильно, но ничего конкретного. Ты понимаешь, что я хочу сказать? В какой-то момент, когда они говорили о том, что я мог бы делать в будущем, я вошел и сказал врачу: доктор, знаете, в чем моя главная проблема? Я неприспособлен к жизни. Так и сказал: я неприспособлен к жизни.

Розмэри. А он?

Альдо. Кто? Доктор?

Розмэри. И доктор тоже.

Альдо. У доктора челюсть отвалилась. Видимо, в одной это фразе я выразил все, что он думал. Для меня все обстояло именно так. Для него, очевидно, также.

Розмэри. А твой отец? Он что?