Трое против дебрей

Для меня эти несколько миль были кошмарной душевной и физической пыткой. Я продолжал механически ударять лошадь в бока ничего не чувствующими ногами. Поводья лежали свободно на луке, а лошадь медленно и верно шла к дому сама по себе. Держась руками за луку, я наклонился вперед, касаясь лицом лошадиной гривы.

Я потерял всякое чувство направления и даже не видел вьючной лошади, шедшей в нескольких метрах впереди. Но Визи время от времени спрашивал: «Ну, как ты там?», и я знал, что все еще нахожусь по эту сторону жизни.

В темноте показалось светлое пятно. Я наполовину выпрямился в седле и старался не отрывать от него глаз. Скоро я почувствовал запах дыма из наших труб, но мне казалось, что до светлого пятна еще несколько миль. Наконец-то мы добрались до дома! Лилиан стояла в дверях и взволнованно говорила: «Слава богу, вы пришли». Увидев, как я свалился с лошади, она обеспокоено спросила:

— Что с тобой, Эрик?

Пытаясь собраться с мыслями, я мрачно ответил:

— Кроме того, что я замерз и утоп, со мной все в порядке.

Я слез с лошади, споткнулся, поднялся со снега и ухватился за Лилиан.

— Давай потанцуем, — предложил я.

Визи сбросил шкурки у двери и двинулся с лошадьми дальше к сараю. Небольшой домишко, где мы зимой обычно снимали шкурки, находился всего в тридцати ярдах, дрова в печурке были готовы, и надо было лишь поднести спичку. Но сейчас эти ярды казались милями. Поэтому я втащил мешок с ондатрами в кухню и вытряхнул их на блестящий навощенный пол. В более спокойные минуты это могло бы вызвать бурю протеста со стороны Лилиан, которая не любила, чтобы у нее на полу разводили такую грязь. Но сегодня она молчала, и я подумал: «Она у меня умница. Знает, когда стоит ругаться, а когда — нет».

Я плюхнулся на стул у печки и начал стягивать боты. Они примерзли к фетровым сапогам. Сбросив сапоги вместе с ботами, я начал стягивать шерстяные носки. Они тоже почти примерзли к ногам.

Когда тепло от печки начало проникать в тело, мои мысли начали путаться. Я снял промокшее белье и стал натягивать сухое, приготовленное Лилиан. Затем я тупо уставился на ондатр.

— Они обошлись нам дороже золота, — буркнул я.

— Что ты там бормочешь? — спросила Лилиан, хлопотавшая у кастрюль и сковородок.

Но это было в конце концов не так уж важно, да и все равно я слишком устал, чтобы отвечать.

Глава XXIV

Когда мы заметили пожар, ветер дул с севера. Первой запах дыма в воздухе почувствовала Лилиан. Она вскапывала клумбу, подготовляя почву для посевов, и рыхлила ее руками, просеивая землю между пальцами. Солнце клонилось к закату. Мы с Визи чинили в доме сеть, которую порвали о корягу, когда в последний раз ловили рыбу-скво. Мы оба вздрогнули, когда к нам вбежала Лилиан. Ее лицо было выпачкано землей.

— Дым! — сказала она сдавленно. — Я чувствую запах дыма.

Услышав это страшное слово «дым» — а мы все до смерти боялись лесных пожаров, — я выбежал из дома и остановился, принюхиваясь. Лилиан была права: в воздухе чувствовался запах горелого леса, но где? Взглянув на север, я увидел поднимавшийся над лесом густой дым. Теперь было ясно, что пожар к северу от нас. Но далеко или близко? И почему так рано весной? Для сильных гроз было еще не время, и потому едва ли лес мог загореться от молнии. Вот в июне или в июле, когда бывают сильные грозы, — другое дело, но не сейчас, 14 мая.

Я старался успокоить Лилиан, да и себя тоже, говоря:

— Не думаю, что пожар пойдет далеко. Лес еще недостаточно сухой, чтобы огонь разошелся в полную силу. Он затихнет, прежде чем сумеет нанести большой ущерб.

К западу от нас, далеко к западу, редко проходил год без того, чтобы где-нибудь не случилось лесного пожара. В той стороне индейцы Анигамской резервации косили сено для своих коров и лошадей по лесным луговинам, которых в сосновом лесу было столько же, сколько изюмин в пудинге. Некоторые считают, что индейцы поджигают лес с незапамятных времен — с тех пор, как появились индейцы и леса. Другие утверждают, что этому они научились от белых. Во всяком случае каждый, кто охотился в лесу на крупную дичь, знает, что гораздо легче увидеть и убить лося или оленя в сушняке без подлеска, чем в зеленом лесу. Кроме того, когда хвойные породы на время погибают, лес быстро зарастает лиственными деревьями и кустарниками. А осина, ива и ольха — основной корм лосей.

Однако еще ни разу лесной пожар не способствовал созданию постоянных пастбищ для крупных животных, питающихся листвой. В конце концов хвойные породы возвращаются, и тогда их поросль идет так густо, что в ней не разглядеть ни лося, ни оленя, даже если они и будут там, а это совершенно исключено. Ведь когда хвойные возвращаются, среди них нет места ни одному кустику или растению, которые пришлись бы по вкусу лосю или оленю.

Итак, кто-то снова поджег лес! Теперь исчезнет густая чаща молодых елей и сосен, исчезнет бурелом, загромождавший ее. Теперь любой охотник, индеец или белый, сможет ехать верхом по гарям и стрелять лося или оленя, не слезая с седла.