Почему на отдыхе всегда приходится собирать сумки рано утром с похмелья? Я мучительно вертел в голове эту мысль, пытаясь запихнуть пожитки в чемодан. Перед отъездом на отдых вещи строго разделены по категориям: мыльные принадлежности, одежда, обувь. Большая коробка презервативов (все мы верим в блуждающих нимфоманок) ждёт своего часа в обнимку с дезодорантом. И кто вообще пользуется дезодорантом на отдыхе? А по возвращении домой в чемодане остаётся лишь грязная одежда вперемешку с непонадобившимися ботинками, вовнутрь которых ссыпаны неиспользованные презервативы. И всё это щедро полито раскрывшимся в пути шампунем.
Чертыхаясь, я закрыл переполненный барахлом чемодан и, стараясь не разбудить спящего со счастливой улыбкой на устах Лаптева, вышел на крыльцо. Спускаясь по лесенке, я подумал, что моя поклажа стала тяжелее. Интересно, от чего? Не от грязи же? После пожара Макарова переселили в другое бунгало. Найти его помогли ругательства, которые доносились изнутри. Приоткрыв дверь, я осторожно заглянул внутрь. Со стороны могло показаться, что мой друг душит кого-то. Вены на лице Макарова налились, лицо побагровело, со лба капал пот. Сам он отдувался и кряхтел, упёршись коленом в невидимого мне из-за кровати противника. Подойдя со спины к начальнику экспедиции, я спросил:
– Помощь нужна?
– А! Ёлкин, я чуть не обделался, нельзя же так пугать!
– А кого это ты там душишь?
– Очень надо мне кого-то душить. Это сумка не застёгивается.
– А я подумал, что ты решил у Ванчая отобрать деньги, которые мы ему выплатили за ущерб, – сведя края, я помог Мише победно вжикнуть молнией. Но тут я увидел стоящие у порога шлёпанцы и улыбнулся: говорить Мише сейчас или подождать, когда он сам увидит, что забыл их упаковать? Подумав, я решил потянуть интригу.
– Миша, а чего мы едем в такую рань третьего, если у нас вылет четвёртого?
– Всё очень просто. Аэропорт на Самуи, а мы на Пангане.
– Согласен. Дальше.
– Между прибытием первым утренним паромом и вылетом самолёта на Бангкок меньше часа, смекаешь? Мы не успеем на регистрацию, даже если паром придёт вовремя.
– А какого чёрта мы сейчас прёмся на самый первый паром, если их идёт несколько?
– Потому что на утреннем меньше толпы.
– Гениально. Ну, ты готов?
– Да.
– Присядем на дорожку?
– Давай. Только лучше к морю выйдем.
Макаров обвёл взглядом комнату в поисках забытых вещей, подхватил сумку и вышел наружу, спокойно перешагнув через шлёпанцы. Я удивился.
– Эй, Мишаня! Ничего не забыл?
– А, лапти? Они не влезли. Зарою на пляже, до следующего года.Океан тихо хлюпал волнами в пляж. Пальмы задумчиво смотрели в своё отражение в морской воде, маленький крабик деловито пробежал по кромке прибоя. Присев на корточки, Макаров прикапывал свои почти новые тапочки сорок шестого размера. Потом он взял в руку немного песка и, растирая песчинки меж пальцами, с неожиданной грустью произнёс:
– А мне здесь понравилось. Как-то всё здесь не по-нашему. Даже странно…
– Мне тоже. Я уже начинаю скучать по этому острову и по нашему приключению…
– Не дрейфь, будут ещё новые приключения, – похлопал меня по плечу Миша, – пошли.Ванчай стоял на террасе, скрестив руки, как индейский вождь. Сходство добавляли несколько маленьких куриных пёрышек, которые застряли в его волосах. Наверное, на завтрак постояльцы получат диетический бульончик.
– Мы уезжаем, Ваня, – проговорил Миша.
Ванчай вздохнул. Трудно было понять, чего в его вздохе больше: грусти или облегчения.
– Передавай Дэт от меня привет.
– И от меня тоже.
Из кухни, вытирая на ходу руки, вышла Нари.
– Ехать?
– Да, ехать. Спасибо Нари, было вкусно.
– Нари помнить вас. А «седой мальчик» оставаться?
– Да. Лаптев ещё несколько дней будет здесь. Ну, мы уходить, пока!
– Я вас подвозить! – решительно сказал щедрый спросонья Ванчай.