Трофим и Изольда

Считалось, что он живёт в левой хозяйской половине, но дома Бобик бывал редко, зато рыжие котята постоянно рождались в окрестностях. Однако утром и ешё раз под вечер непременно возникал между лопухов, садился на траву и молча смотрел на дверь. Похоже, взгляд его имел гипнотическую силу: стоило ему так посидеть, хозяйка, баба Марьяна, выходила на крыльцо. Увидав её, Бобик начинал орать. То есть он, конечно, мяукал, но так громко и требовательно, что стоял во дворе непрерывный крик.

– Заткнись! – говорила баба Марьяна с ненавистью. – Сколько раз тебе говорено, заткнись! Ты не мой кот, ты уличный шлёндра, весь в покойного хозяина, земля ему пухом! Когда что-нибудь остаётся, мне не жалко. А нет, так уходи. Не мой ты кот! – И она скрывалась в комнате.

Бобик с ней не соглашался. Он считал себя котом бабы Марьяны со всеми, отсюда вытекающими, льготами. Гулянье гуляньем, а дом есть дом и дома должны кормить. Он в это верил и продолжал сидеть, всё также глядя на дверь. Наверное, и сквозь стену чувствовала этот взгляд баба Марьяна, потому что вскоре снова появлялась и Бобик снова орал громко и требовательно.

– Говорю же, не мой ты кот! – повторяла баба Марьяна. – Уличный ты. Пошёл вон.

Бобик не понимал, как она может так думать?! И видимо был прав: через несколько минут хозяйка несла съестное.

Благодарности не удостаивал, принимая всё как должное. Предпочитал мясо, но и от другого не отказывался. У жильцов и соседей тоже брал, но там вёл себя тихо и только заглядывал в глаза. Баба Марьяна ругала его попрошайкой, ответа, однако, не было. Если б и умел говорить Бобик, вряд ли бы счёл нужным: чего талдычить всю жизнь одно и то же? Старел он уже, и хозяйка была стара, и все их претензии друг к другу тоже были стары и неизменны. Таким же старым был пузатый комод в комнате, куда Бобик заходил иногда, скорее всего из вежливости. И обеденный стол на выгнутых ножках. И даже запах нафталина был застарелым, как всё вокруг.

Половина домика сдавалась жильцам. Комната и в коридорчике подобие кухни: шкаф для посуды, полка, газовая плитка «Турист». Не чуждая житейской мудрости, хозяйка считала бытовую независимость залогом хороших отношений. Квартиранты давали ощутимую прибавку к небольшой зарплате, а теперь к пенсии, совсем уже маленькой. Гордилась, однако же, тем, что ничего никому не должна.

Изольда пришла сюда в старом школьном платьице, не заглянув на прощанье в объёмистый шкаф комфортабельной квартиры. Она снова чувствовала себя девчонкой из лодочки-качалки. Так же билось её сердце, и подгибались колени в присутствии длинного костлявого Трофима с отросшей заново бородой, теперь ещё более густой и красивой. Ноги никогда не подгибались при Марике – уверенном и элегантном. Теперь она работала не из любопытства, а по необходимости. Места зубного техника не нашлось, и её пока устроили в регистратуру поликлиники. Заработок был маленький, рабочий день начинался рано. Трофим, проводив её, долго скучал в коридорах цирка, ожидая репетиции. Днём они встречались и шли в столовую. Стояли в очереди, грузили подносы едой, искали столик, не слишком заваленный объедками. Изольда уверяла, что в столовой ей нравится, и лучше было верить, раз нельзя что-то изменить. Ей и в самом деле нравилось. Не столовая, конечно, а присутствие Трофима. Её собственного Трофима. Лучшего Трофима на свете. Борода и в самом деле стала гуще. Не верите? Честное слово. И потом... эта чудесная дрожь в коленях! После обеда Трофим шёл в цирк, а она возвращалась в поликлинику. Смотреть каждый день одну и ту же программу скучно и вечером она была дома. Там, где живут двое, всегда найдётся дело. Убрать в комнате для Трофима, пришить пуговицу к рубашке Трофима, сварить сардельки, а то и картошку поджарить к приходу Трофима! А он, едва заканчивался «парад-алле», спешил к выходу, не забыв, однако, купить лакомство в буфете или цветок по дороге. Заранее припасти дешёвую игрушку. Это была их игра – в подарки. От автобуса Трофим чаще всего бежал.

В тот вечер он купил гвоздику. Головку её, как брыжжи, окружали зелёные листья. На крыльцо Трофим вступил медленно и церемонно, неся гвоздику перед собой. Обойдённый вниманием Бобик, посмотрел грустно и даже мяукнул. Обычно, заслышав скрип ступеней, Изольда открывала дверь навстречу. Трофим подождал на крыльце. Придумал пышную фразу: «О, ты, которая не услышала шагов любимого мужа!..» – дальше можно было положиться на интуицию. Открыл дверь, шагнул. «О ты, которая не...»

Перед ним сидел дядя Марик. На старомодном «венском» стуле с гнутой спинкой, отодвинутом к середине комнаты. Стулья, конечно, были «ретро», но баба Марьяна о том не догадывалась, просто новая мебель была ей не по карману. Дядя Марик сидел, упершись локтями в колени и положив подбородок на кулаки.