— Говорят многие, — с той же невозмутимостью ответил царевич. — Я тоже не очень в это верю, но все же не хотел бы участвовать в сговоре. Мы все должны быть уверены, что именно победитель состязания станет мужем моей матери. А для этого я прошу вас всех дать клятву.
Женихи опять зашумели, и Лейод, до того молчавший, воскликнул:
— Мы готовы поклясться, что выполним любое твое условие, благородный Телемак, если только ты действительно предлагаешь нам состязаться за руку царицы Пенелопы! В чем суть клятвы?
Телемак вновь улыбнулся.
— Сегодня вечером вам предстоит показать свою силу и меткость. И я хочу, чтобы все вы поклялись, что выигравший получит полное право взять в жены царицу Пенелопу, и с того мгновения, как он выиграет, вы все от этого права откажетесь.
— Мы готовы дать такую клятву! — вскочил со своего места Амфином. — И пусть кто-нибудь попробует ее не дать!
— А если не ты выиграешь? — насмешливо спросил спартанца Алкиной.
— Кто выиграет, тот и выиграет! — ответил за Амфинома кто-то из толпы женихов. — Мы все поклянемся, и пускай боги решают, кому повезет.
— Отлично, — кивнул Телемак. — Любой, кто будет в этом зале сегодня вечером, получит возможность принять участие в состязании, чтобы ни у кого не было обиды. И тот, кто выиграет, будет обязан жениться на царице.
— А если выигравший откажется? — воскликнул Аросий. — Тогда как раз мы и заподозрим сговор. Ну как те, кто богаче, подкупят тех, кто беднее?
— Нет, — твердо сказал юноша. — Такой возможности не будет. Вы сейчас дадите клятву, что признаете мужем царицы Пенелопы того, кто окажется победителем, и каждый из вас тут же от нее откажется.
— Ага! — Алкиной вдруг хлопнул себя по лбу. — Ага! Участие смогут принять все… И ты тоже, да, Телемак? И если ты выиграешь, то, уж конечно, на своей матери не женишься! Не Эдип же тебе в пример![70]
И тогда мы все останемся в дураках, а царица не выйдет ни за кого. Скажи-ка, что за испытание ты для нас задумал, а то как раз и окажется, что ты в лучшем положении, нежели мы все, потому как уже знаешь, что нам предстоит.Телемак откровенно расхохотался. Засмеялись и многие из женихов, поскольку предположение Алкиноя и впрямь выглядело смешным.
— Амфином сказал, что я не дурак, — юноша с трудом подавил смех, чтобы вновь заговорить. — Я не дурак, да… Но неужто я вас счел бы такими дураками? Конечно, я не стану сам участвовать в состязании за руку моей матери, а чтобы совсем успокоить тебя, достойный Алкиной, скажу, что мне уж точно не под силу победить: во-первых, я еще не достиг полной мужской силы, а во-вторых… а во-вторых, несколько дней назад меня ужалила оса, ужалила в спину, и очень сильно… Бывает что укусы ос действуют очень неприятно. Я не в полной силе сейчас, так что моего соперничества вам не стоило бы опасаться, даже не будь это настолько нелепо…
Последние слова он произнес таким тоном, что многие из женихов недоуменно переглянулись, а Лейод опустил глаза, избегая прямого взгляда царевича. Алкиной тоже умолк, проглотив приготовленные для возражения слова.
— Мы дадим клятву, и мы готовы состязаться, Телемак! — воскликнул Аросий. — Здесь есть жертвенник, вели привести овцу или барана, и мы тут же принесем жертву и поклянемся соблюсти условия.
— На этом жертвеннике обычно сжигают только масло или плоды, — проговорил Телемак. — В пиршественном зале не пристало резать овец. Однако на этот раз я сделаю исключение. Овцу сейчас приведут. И будем вместе молить богов, чтобы они были благосклонны к нам и дали, наконец, закончить долгий спор.
— Постой, Телемак! — проговорил Лейод, воспользовавшись мгновением внезапно наступившей тишины. — Постой… А ты сам, ты, сын Одиссея и его наследник, разве ты не хочешь стать царем на Итаке? Так чего ради ты так охотно выдаешь замуж свою мать?
Юноша спокойно посмотрел на афинянина и ответил:
— Мне еще рано быть царем, Лейод. И я не уверен, что скоро смогу им быть. Главное для меня — счастье матери и мир на Итаке. Я надеюсь, что смогу обеспечить ее счастье и этот мир. Вот и все.
— Отлично! Даем клятву и состязаемся! — закричал Амфином. — И пускай царица и царство достанутся сильнейшему.
— Они и достанутся сильнейшему, — сказал Телемак и махнул рукой рабу, внесшему в зал белого барашка. — Сюда, к жертвеннику. И позови жреца из храма.
Пенелопа плакала редко. В самые тяжелые дни ее никто не видел плачущей — слезы претили ее жизнерадостному нраву. Из-за этого она многим казалась беспечной, и это не вязалось с ее строгой, замкнутой жизнью в годы отсутствия Одиссея. Даже среди людей, близких к ней, иные думали, что она притворяется — либо напуская на себя суровость и блюдя такую твердую верность, возможно, уже погибшему мужу, либо так часто смеясь и радуясь.