Троя. Герои Троянской войны

Вслед за тремя-четырьмя известными в городе попрошайками сквозь толпу слуг протиснулись еще двое. Это были явно пришлые бродяги — никто из рабов Пенелопы их не знал. Первым шел, прихрамывая, среднего роста юноша с понуро опущенной головой. Кроме густого загара, его лицо покрывал слой пыли и грязи, мешавший определить возраст. Скорее всего, ему было лет восемнадцать-девятнадцать. Одет он был в некое подобие пеплоса, вернее сказать, просто в большой кусок самого грубого полотна с дырой посередине, в которую бродяга продел голову, подпоясав хламиду веревкой. На голове у него был полотняный колпак, надвинутый до самых глаз. За ним, вцепившись в его плечо, тащился старик, примерно в таких же лохмотьях, только поверх хламиды, свисавшей до самого пола, он был завернут еще и в плащ из драной овчины. Из-под овчинной шапки свисали жесткие космы совершенно седых волос, а седая клочковатая борода скрывала лицо до самых глаз. Впрочем, глаз тоже нельзя было разглядеть — они были закрыты. Закрыты всегда: старик был слеп.

— А эти куда лезут? — завопил, заметив нищих, один из рабов царицы. — И их еще корми с общего стола?! Выставить их отсюда в шею!

— Перестань, Мений! — одернул его Фелотий, вольноотпущенник Одиссея, служивший у Пенелопы домоправителем. — Или ты не знаешь, что госпожа приказала не гнать нищих с пиров и праздников? Делай лучше свое дело: в зале мало вина, возьми двоих рабов да ступай в погреб, нацеди пять-шесть кувшинов.

Однако Мений разозлился еще больше и, не успев заслонить дорогу городским нищим, которые ловко его обошли, попытался оттолкнуть с порога слепца с его провожатым.

— Грязные бродяги! Не хватало тут вони от ваших драных овчин! Вон!

Он схватил за плечо юношу-поводыря и с силой толкнул его. Но, к изумлению грубияна, юноша не только не отступил, но даже не пошатнулся и в ответ дал рабу такого пинка, что тот едва не грохнулся на спину.

— Тебе было сказано нас пропустить! — глухо проговорил поводырь. — Или ты не чтишь богов и не знаешь законов гостеприимства?

Мений задохнулся от злости, но тут поводырь поднял голову, и их взгляды встретились. У нищего были синие большие глаза, такие пронзительно-огненные, полные такой небывалой силы, что рабу стало страшно. Он поперхнулся, проглотив готовое сорваться ругательство, и поспешно втерся спиной в толпу слуг, бормоча что-то о неучтивости молодежи и о том, что вина в погребе не так уж и много, и не послать ли кого-нибудь в другой погреб, что на заднем дворе…

Между тем слуги царицы внесли в зал и установили в конце, перед той дверью, что была закрыта, высокий деревянный ларь, который, к тому же, водрузили на скамью, так что его крышка оказалась на высоте человеческого роста. И тут все увидели, что к этой крышке сверху прибито копье, древко которого далеко выдается вперед, и с него свисают нити толстой пряжи, а на них болтаются и позванивают тонкие серебряные браслеты. Их было девять, и они висели один перед другим, покачиваясь и тускло поблескивая.

Вновь ударил гонг, и под общий шум и возгласы в зал вошла Пенелопа. Позади нее, отстав на два шага, шел Телемак, за ним рабыня Эвриклея и четверо рабов.

— Как же она хороша! — вырвалось у Амфинома, когда царица, придерживая узорчатый край своего покрывала, прошла мимо него. — Умом сознаешь, что ей под сорок, и уж какая там прелесть… А глазами так и ешь ее, так и ешь! У-у-у, как я ее хочу!

— А я хочу только стать царем! — прошептал себе в бороду жених по имени Эвримах. — Да будь она хоть коза козой, я возьму ее ради красавицы по имени Итака. Что она там придумала, а? Она и ее сыночек?

Быть в неведении женихам оставалось недолго. Пенелопа остановилась почти посреди зала, у самого края большого стола. Двое рабов поставили у ее ног небольшую скамью и протянули руки, чтобы помочь на нее встать, но царица сама, легко, будто девочка, вскочила на возвышение. Оглядев зал, приветствовавший ее криками, она подняла руку, и все тут же замолчали.

— Я рада видеть здесь всех вас, достойные жители Итаки! — воскликнула Пенелопа своим чистым и звучным голосом. — Я рада и вам, благородные гости из других ахейских земель. Я ценю ваше упорное ожидание и ваше стремление добиться женитьбы на мне. Моя работа, мое покрывало, не закончено, видно, это не угодно богам, однако, мой сын и я, мы решили положить конец ожиданию и сомнениям. Сегодня вы дали клятву соблюдать условия назначенного вам состязания. А я добавлю, что если его никто вдруг не выиграет, то придется назначить второе… Но, в любом случае, сегодня все решится!

Произнеся эти слова, Пенелопа вновь обвела зал глазами и затем посмотрела на Телемака. Он увидел мелькнувшее в ее глазах смятение и улыбнулся, чтобы поддержать решимость матери. Ее взгляд спрашивал: «Он здесь?»

— Да, — сказал юноша, отвечая на этот немой вопрос, но для всех собравшихся подтверждая заявление царицы.

Пенелопа еле заметно побледнела, но в этом не было ничего странного: все понимали, как трудно далось ей решение.