— Половину твоего стада мы сохранили, царь! — вместо закатившейся смехом Пенелопы Одиссею ответил мясник Курий. — Пастухи отогнали коров и быков подальше, в рощи, чтобы эти ненасытные женишки не добрались до них.
Одиссей кивнул.
— Очень хорошо. Итак, пять быков. Не так уж богато, но я и не скрываю, что я не самый богатый царь. Ну, так что, Алкиной?
Молодой человек в смятении огляделся. Большинство женихов смотрели на него насмешливо, но на многих лицах было просто нескрываемое изумление. Такого завершения дела никто уж никак не ожидал, и Алкиной ощутил вдруг что-то вроде злорадства, поняв, что втайне почти все здесь ждали его смерти и разочарованы тем, что не дождались ее. Зато Меланто, все еще стоявшая на коленях перед царем, закрыла лицо руками и глухо разрыдалась, содрогаясь всем телом.
Алкиной подошел к ней и положил ей руку на плечо.
— Клянусь стрелами Аполлона, Меланто! Что-то мне не нравится, как ты себя ведешь… Или ты не рада стать моей женой? Если так, то я от тебя откажусь, и царь убьет меня или прогонит с Итаки, что еще того хуже.
— О, нет, нет! — выдохнула девушка.
Молодой человек вновь посмотрел в лицо Одиссею.
— Я согласен, царь! И не только потому, что ты меня победил, хотя и поэтому тоже. Просто она, наверное, будет не самой плохой женой. Я благодарю тебя, Одиссей!
— Эвоэ! Слава великодушному и могучему царю Итаки, благородному Одиссею! Эвоэ!
Этот крик, прозвучавший из конца зала, подхватили десятки человек, и зал заколыхался, загудел восторженными воплями. Женихи, кажется, только теперь до конца поверили, что останутся живы, и с некоторыми началась настоящая истерика.
— Эвоэ! Слава Одиссею!
— Слава Ахиллу и Гектору! Эвоэ! Да славится мудрость и великодушие нашего отважного базилевса и его великих друзей!
— Отлично, отлично! — прошептал Гектор, перехватив выразительный взгляд младшего брата. — Похоже, все удалось еще лучше, чем мы задумывали. Послушай, Одиссей, теперь для того, чтобы они тебя полюбили окончательно, объяви о начале свадебного пира. На это ведь в твоем дворце еще хватит снеди?
— Пожалуй… — взгляд Одиссея скользнул по смятенным лицам гостей и остановился на бледном лице Пенелопы. — Хватит, я думаю. А о какой свадьбе ты говоришь, Гектор? Ах, да! Послушайте, благородные гости! — тут он возвысил голос: — Поскольку вы сегодня так и так собирались здесь пировать, я приглашаю вас отпраздновать свадьбу Алкиноя и Меланто, ведь замуж ее выдаю я! Эй, рабы, вина сюда и всего, что готовилось на ужин!
— Эвоэ!!! — уже во все полторы сотни глоток заревел зал.
— Но начнете вы без меня! — перекрывая крики, воскликнул базилевс. — Мне нужно осмотреть мой дворец и немного отдохнуть. Мой сын и мои отважные друзья пока что заменят меня во главе стола. Пойдем, Пенелопа.
И он, уже ни на кого не глядя, положил руку на плечо жены.
Одиссей вернулся в зал спустя три или четыре часа, уже один, без доспехов, в простом белом хитоне. При этом выражение лица у него было удивительно умиротворенное, почти глупое.
— Хвала богам! — негромко проговорил Ахилл, когда базилевс под громкие приветствия пирующих уселся на свое место. — А я уж боялся, что дерево рухнет…
— А? — удивленно повернулся к нему Одиссей. — Какое дерево?
— Да этот тополь, что растет посреди зала и уходит кроной в потолок, — самым невинным голосом пояснил герой. — Все время, пока тебя не было, он так сотрясался, что я подумал, не подпереть ли его чем-нибудь… И чего только не бывает порой с деревьями! — И в самом деле! — улыбнулся базилевс, тронув ствол тополя и улыбаясь ему, как старому другу. — Знаешь, Ахилл, мне кажется, изменилось все в этом доме — все, но не Пенелопа… Она прежняя. Кто-нибудь нальет мне вина? Или все уже выпили?
Выпито было еще не все. Телемак в отсутствие отца распорядился нацедить вина прошлогоднего изготовления, его подали неразбавленным, и многим оно успело как следует ударить в голову. К чести бывших женихов, в них теперь заговорила совесть, и они, вовсю прославляя великодушие Одиссея, решили хотя бы как-то возместить ему убытки, причиненные их долгим пребыванием во дворце. Аросий предложил на другой же день закупить у прибывших накануне финикийских купцов масла и дорогих тканей, чтобы поднести в дар царю, а из своих собственных подвалов пообещал прислать несколько бочек вина и кувшины с зерном. Другие женихи-итакийцы собирались сделать то же самое, хотя далеко не все были так же богаты, как Аросий.
…Уже на рассвете с улицы долетел шум многоголосой толпы, топот ног и испуганные возгласы рабов.
— Там около тысячи человек местных жителей, — сообщила Пентесилея, спустившись со второго этажа, из окон которого успела как следует рассмотреть шествие. — Они кричат, что Одиссей убил их родственников, и требуют отмщения.