Гермиона не могла вспоминать доброго старика иначе, чем с любовью. Он встретил ее радушно, с распростертыми объятьями в той семье, которой она не заслуживала. Первый раз в жизни она чувствовала себя защищенной. Но что она принесла человеку, предоставившему ей щедрое убежище? Ничего кроме хаоса и раздоров, ведущих к смерти.
Гермиона встряхнула волосами, обходя тяжелые ворота, и осторожно посмотрела на стражей, чьи глаза тяжело давили на ее плечи, не прекращая слежки. Не было сомнений в том, что они с радостью бы и передали её спартанцам в эту секунду, дабы хоть немного угомонить их жгучую ярость.
Она ощутила как тяжелая рука со вздувшимися раненными венами ухватила ее запястье. Глаза Гермионы тревожно нашли солдата, сдерживающего крепким кольцом ее руку.
Он казался очень молодым, почти еще юнцом. Его лицо было очень загорелым и очень гладким. В нем не было привычной жесткости и злости, к которой она приноровилась за эти дни, солдат был будто взволнован. Его взгляд цепко охватывал Гермиону, пытаясь забраться под кремовую ткань, в которую было закутано даже ее лицо.
— Моя госпожа, в это время покидать город запрещено, я прошу вернуться вас во дворец под охрану. Греки уже здесь, и царь велел запечатать ворота после захода солнца. Вы не должны…
Гермиона скромно потупила голову, чтобы скрыть облегчение, затопившее ее черты.
— Воин, а как же священнослужители? Они находятся в храме Аполлона.
Юноша нахмурился.
— Они отказывались покидать священную обитель, поэтому туда был направлен человек, чтобы защищать их. А в случае необходимости он выведет их из храма.
Гермиона подняла дикий взгляд, почтительно склоняясь.
— Тогда я более чем в безопасности. Я иду в храм лишь для того, чтобы вознести свои молитвы светлому Аполлону, и я ожидаю скоро вернуться. Не бойся, воин, ты верно поступил, остановив меня.
Сцепление у ее руки мгновенно ослабло, молодой человек казался весьма польщенным. Он благоговейно поклонился ей до земли и махнул вперёд, возвращаясь к группе своих собратьев-часовых, которые не преминули отметить обильную краску, затопившую его гладкие щеки.
По-кошачьи темно улыбнувшись, Гермиона устремила свой взгляд к извилистой дорожке — протоптанному торговому пути, пройденному стопами путешественников до нее, многим из которых так и не повезло увидеть эти великие стены. Мрачные мысли пронеслись в ее голове, и она опустила глаза к подолу пыльной каемке хитона, покачивающегося по песчаному пути.
Мили засушливой трескавшейся земли простирались перед ней, и Гермиона не видела ничего, кроме этой засушливой дороги, оставленной сейчас всеми. И лишь стервятники рассекали далекую синь. Ей казалось, что время вокруг замерло. Пышные мягкие кудри прилипали к влажной коже, утомленной долгим печальным путешествием.
Дотронувшись до лба накрахмаленным и плотным куском льняной материи, Гермиона взобралась на новый холм. Искрящееся бесконечным роскошным свободным блеском, Эгейское море бесконечно утопало перед ней в своем удивительно синем цвете, таком синем, каким были глаза Гектора. Этим невероятно кристальным и чистым цветом троянской благородной породы, какую передал царевич-воин своему маленькому сыну Астианакту.
Все ее маленькие формы затопила волна решимости, и новая сила заполнила вены. Она спасет и, даже если заплатит за то высокую цену. Любым путем, любым способом, она не даст крови испачкать золото песков.
Когда Гермиона оторвалась от нетронутых вод, то ее взгляд с трудом сосредоточился на рое темных масс, спрятавшихся в дюнах. Большие черные строения, зарывшиеся в песок, и страшные вражеские корабли глядели на нее.
Гермиона уже однажды видела греческие паруса. Ей запомнился один, серебряно-зеленый, с этой странной подкладкой он выделялся среди риффов. Еще тогда неожиданно в ее душе родилась почти мистическая тяга к тому кораблю, но она поспешно откинула ее прочь. И вот теперь, когда она снова рассматривала берега с далекого расстояния, то все равно чувствовала загадочное притяжение.
Гермиона поспешно обернулась к троянскому стану. Там, среди засушливых земель и ярких слепящих пейзажей, стоял белоснежный храм Аполлона. Бросившись к зданию, она пробежала под золотой, грациозно изгибающейся под колоннами, статуей.
Жгучая жара бесплодных земель просочилась в ее детские кожаные сандалии, и Гермиона побежала еще быстрей. Храм начинал вырисовываться еще более резкими чертами, но чем ближе она становилась, тем сильнее ей казалось, что он и вполовину не так великолепен, как портики Трои. Может, это прогневало Бога Солнца…
Откинув прочь зловещие мысли, Гермиона сбросила легкую ткань с лица и взбежала по ступенькам вверх. Вслед за ней летела огромная темная волна кудрей, трепетавших от зноя.
Когда спасительная прохлада дотронулась до нее, Гермиона замедлилась, снова вернув свою величественную походку, скользившую мимо священников, жгущих ладан и молитвы.
— Брисеида! — воскликнула Гермиона, бросаясь к молодой темноволосой женщине в радушные объятия и с удовольствием вдыхая чистый благовонный аромат одежды жрицы.