Троя (ЛП)

Дрожа от бури подавленных эмоций, Гермиона отстранилась от Брисеиды. На ее веках блестели капли непролитых слез. Жрица была одной и немногих, кто принял спартанских сестер, Брисеида была лишь немногим старше Гермионы, гораздо ближе остальных к ней по годам. И между ними прорезалась странная связь. Однако, если Гермионе мечталось о дальних странствиях, таинственных свитках и пергаментах из северных земель, то Брисеида была полна решимости посвятить свое сердце и душу богам. Гермиона бескорыстно восхищалась ею, но боги казались ей несуществующей выдумкой.

— Все дело в вере, Гермиона. — повторяла Брисеида часто, сияя своей благочестивой красотой. Она качала головой, укоризненно воспринимая доводы Гермионы.

Но сегодня, в это темное время, когда страшные греки стояли у ворот, Гермионе пришлось увидеть новую силу, полностью выходящую за рамки пергаментов и теорий.

— Они пришли уничтожить Трою, Брисеида. Должно быть, я прогневала богов, когда мы с Еленой ступили на эти земли, я не должна была…!

Жрица погладила волосы Гермионы.

— Не думай так, моя Гермиона. Аполлон защитит нас и нашу землю, он будет…

Гермиона сжала зубы в беспокойстве.

— О нет! Я разозлила богов, и теперь они ищут возмездия! Ты не знаешь греков, как я. Ты не жила среди них, ты не видела Агамемнона и не знаешь его жадности…

— Если он жаден, то боги покарают его…

Дикие локоны встрепенулись, когда Гермиона яростно закачала головой.

— Нет!

Губ Брисеиды коснулась легкая улыбка, и она схватила Гермиону за руки.

— Не тревожься за Трою, Гермиона. Наши стены никогда не были повержены. Не падут они и сейчас. Ищи успокоения в молитве. Ну же, иди…

Нежно подтолкнув Гермиону к тихому алтарю, она оставила ее на произвол судьбы и веры.

В грубых, обтесанных стенах хранилось молчание, но каждый звук гулким эхом раскрывался о них. Когда глаза Гермионы ощутили темноту и привыкли к ней, она разглядела простую гранитную статую. В ней не было помпезной славы золотых воплощений Аполлона, которые стояли на городской площади и за пределами этого самого храма, но явная простота сидевшего Бога придала его облику иной вид божественной ипостаси.

Преклонив колени, Гермиона вскинула руки в молитве. Она навлекла ужас на Трою, на всех невинных, которые жили в городе, городе, который жаждал только мира. Елена была чиста от обвинений, ибо детство, проведенное под крылом жесткого отца, а позже четырнадцать лет подле пьяного грубостью мужа, должны заслуживать искупления и побега. Но Гермиона бежала по собственной, мелочной причине — боязни остаться без сестры.

… и теперь стала частью страшного бремени.

Боги гневались. Они дышали яростью.

Гермиона крепко и отчаянно сжала руки, ее лоб коснулся холодных камней пола вместе со всхлипом, который вырвался из ее губ.

Когда сознание вернулось к ней, на ее коленях были страшные синюшные пятна от жестких камней. Гермиона выхватила нож из под хитона. То был не драгоценный нож, а грубый и изготовленный из тусклого металла, встроенный в простую ручку. Нож был не только опасно-острым, но и лезвие его венчали в дополнении отвратительные зазубрины.

Дрожащими руками Гермиона поднесла нож к горлу, ее глаза были прикованы к своду.

— Я предлагаю себя…

***

Афродита лениво возлежала на своем троне, поигрывая идеальным шелковистым локоном золотого, ее удивительные божественные глаза следили за кружащейся где-то внизу сценой, разворачивающейся в далеком царстве земном.

Блестящие зрачки ее дрогнули, опасно стягиваясь, когда она приметила красивого смертного, с бешеной и безумной грацией владеющего своим мечом в широких, изящных ударах. Враги его становились прахом, обдавая священные полы Аполлонова храма кровью.

А подле нее стоял сам Аполлон, лицо которого искажала страшная бледная ярость. Золотые солнечные руки крепко сжимали драгоценный колчан и стрелы.

— Он поплатится. Смертный человек оскверняет мой храм! Он бросает вызов моим силам, так и пускай отправится в Аид… о, я увижу его мертв…

Богиня отстранилась от Золотого Бога.

— О нет, ты не причинишь ему вреда. Пока у меня есть к нему особое расположение.

— Ты! возжелала простого презренного смертного?! — резко вскричал Аполлон. Его божественные глаза продолжали устремляться к месту разрушенных стен с яростью.

Афродита лениво вздохнула, ее глаза ласкали мужскую фигуру, все еще находившуюся в пылу битвы. Длинные гибкие мускулы, прекрасная кожа цвета слоновой кости, ртутные, словно плавленный раскаленный металл, глаза, невероятная высота и… о, это лицо…

В своем восхищении она была настолько потеряна, что едва не упустила внезапную перемену в настроениях Бога Солнца на новой сцене. Поспешно поднявшись, она оказалась у другой стороны видений Аполлона, наблюдая за ней в тишине.

Там, глубоко в смертном мире, преклонила колени чувствительная молодая женщина, ее лицо было покорно поднято, щеки орошали потоки горячих слез, со вспышкой трепета ее глаза распахнулись, и невероятное свечение разума в них поразило богиню. Восторженно задыхаясь, Афродита сжала свою грудь.

О, эти потрясающие золотые глаза!