Гектор не успел ответить: он увидел, что Геликаон и великан-египтянин Гершом шагают мимо пленников к ним. За Геликаоном шли два десятка сердитых дарданцев, с ножами и дубинами в руках.
Менадос выпрямился во весь рост и заложил руки за спину; лицо его было непроницаемым, поза – суровой.
Геликаон остановился перед ним.
– Ты пришел на мои земли с огнем и ужасом, – сказал он. Голос его был холодным, как зима. – Ты убил мою жену, убил жен и детей многих моих людей. Убийство – это единственное искусство, которым ты когда-либо хотел овладеть, микенец?
– А, – ответил Менадос, – мы должны толковать об убийстве? Победи я здесь – и меня объявили бы героем Микен, победившим царя зла. Но я проиграл. Не пытайся читать мне наставления, Геликаон Сжигатель. Сколько беспомощных людей ты убил? Сколько женщин и детей погибли в микенских деревнях во время твоих нападений?
За ними толпа дарданцев двинулась к связанным микенским пленникам.
– Назад! – взвыл Геликаон, развернувшись. – В нашем городе пожар, и многие нуждаются в помощи. Ступайте! Оставьте этих людей мне.
Некоторое время он стоял молча, потом взглянул на Гектора.
– Что скажешь, мой друг? Ты взял их в плен.
Гектор посмотрел на своего товарища и увидел на его лице гнев и желание отомстить.
– Дорога, по которой идет воин, уже лезвия меча, – проговорил Гектор. – Шаг в одну сторону – и он ослабеет, сделавшись плохим бойцом; шаг в другую сторону – и он превратится в чудовище. Сегодня ночью Менадос сошел с этой дороги и будет за это проклят. Его трагедия в том, что он служит Агамемнону, безжалостному царю, лишенному человечности. В любой другой армии Менадос остался бы верен своему сердцу и его бы запомнили как героя. Прежде чем ты вынесешь ему смертный приговор, я хотел бы рассказать тебе одну историю.
– Только короткую.
– Когда я был мальчиком, – начал Гектор, – я слышал о том, как микенская галера была вытащена на берег островка Кифера, рядом с рыбацкой деревушкой. В море появились пиратские суда, готовые напасть на деревню, убить мужчин и детей и превратить женщин в рабынь. Капитан галеры, хотя у него не было никаких связей с этой деревней, повел сорок своих человек в битву против куда более многочисленного врага. Но деревня была спасена. Тамошние люди до сих пор празднуют этот день как день своего освобождения.
– И этим капитаном был ты, Менадос? – спросил Геликаон.
– Тогда я был моложе и глупее, – ответил адмирал.
– Этим летом я видел, как один воин плакал, потому что посреди битвы нечаянно убил ребенка, – негромко проговорил Геликаон. – Я вел этого воина в бой. Я привел его в ту деревню и превратил в убийцу. Ты прав, Менадос. Я не имею права читать наставления о низости войны ни тебе, ни кому-либо другому.
Он замолчал и отвернулся. Гектор наблюдал за ним, но по лицу Геликаона ничего нельзя было прочесть. В конце концов тот снова повернулся к Менадосу.
– Ради того ребенка и жителей деревни Кифера я дарую тебе жизнь.
Геликаон посмотрел на Гектора.
– Пусть твои люди отведут пленников на берег. Там есть пробитая микенская галера. Она едва годится для плавания. Но пусть они возьмут ее и попытаются добраться до Имброса.
Менадос шагнул вперед, словно собираясь заговорить, но Геликаон поднял руку и холодно сказал:
– Не пойми меня неправильно, микенец. Если я еще когда-нибудь увижу тебя, я вырежу твое сердце и скормлю его воронам.
Троянская конница ехала от Дардании на юго-запад, пока впереди не появилась Троя. Только тогда Гектор приказал разбить лагерь в лесу недалеко от города.
Ночь была холодной, и жгучий ветер вытягивал жар из лагерных костров, вокруг которых сидели воины. Мысли людей были угрюмыми. Прямо по ту сторону холма их ждали семьи, ждали родные, которых они не видели больше двух лет.
Гектор молча стоял на выступе лесистого холма, глубокая печаль обволакивала его душу. Завтра состоится шествие выживших, их вход в город будет встречен радостными приветствиями. Но люди, что принесли самые большие жертвы этой ужасающей войне, не проедут по усыпанным цветами улицам, восхищенные юные женщины не накинут гирлянды на их плечи. Кровь этих героев уже впиталась в землю далекой Фракии, их пепел был развеян ветрами чужой земли. Или же они утонули в Геллеспонте, или пали у стен Дардании.
Даже среди уцелевших не все будут наслаждаться заслуженными приветствиями. Согласно повелению царя Приама в победном шествии не будет места калекам, безруким и безногим.
– Клянусь богами, мальчик, никто не хочет видеть правду войны. Все хотят видеть героев, высоких и сильных, замечательных и красивых.
Эти слова разъярили Гектора, но не потому что были грубыми и полными неблагодарности, а потому что были правдивыми. И он приказал, чтобы раненых и искалеченных доставили в дома исцеления, после того как стемнеет, тайно переправив в город, как будто скрывая нечто постыдное.