Троя. Падение царей

– А как Геликаон? До нас дошла весть, что он потопил флот Агамемнона. Сжег все его корабли. Это заставило всех воспрянуть духом, знаешь!

Снова поднялся обжигающий ветер, с шумом проносясь сквозь ветви над головой. На этот раз Гектор задрожал, хотя не от холода.

Перед его мысленным взором снова встало бледное мертвое лицо жены Геликаона, красавицы Халисии, когда ее тело вносили в крепость. Гектор слышал историю ее последней скачки. Она взяла сына, села верхом на огромного черного коня и помчалась по теснине сквозь вражеские ряды к мосту, известному под названием Каприз Парнио. За ней была погоня, и преследователи не сомневались в успехе, потому что мост был сожжен. Оказавшись между кровожадными воинами и глубокой расщелиной в мосту, Халисия погнала коня вперед и перепрыгнула через широкий пролом. Никто из всадников не осмелился последовать за ней. Она спасла сына, но не себя. Во время скачки она получила глубокую рану копьем и, к тому времени, как до нее добрался Геликаон, истекла кровью.

Голос Диоса вернул Гектора к действительности:

– Нам нужно обсудить путь шествия. Ты поедешь в церемониальной военной колеснице отца. Сейчас ее чистят и покрывают новым слоем золота. Колесницу доставят тебе перед рассветом. У отца есть две белоснежные лошади, которые ее повезут, – Диос улыбнулся. – Ты будешь похож на юного бога!

Гектор глубоко вздохнул и окинул взглядом город.

– И каков путь? – спросил он.

– Все войско проедет по нижнему городу, потом через Морские ворота, вверх по улице ко дворцу, где Приам будет приветствовать воинов и наградит тех героев, которых ты назовешь. Затем последует благодарственный пир на Площади Гермеса. Отец надеется, что ты произнесешь там речь. Он предлагает тебе рассказать собравшимся о победе при Карпее, ведь она была самой последней.

– Самой последней была Дардания, – заметил Гектор.

– Да, так и есть, но смерть Халисии сделает историю слишком печальной.

– Конечно, – сказал Гектор. – Мы не можем допустить, чтобы история о крови и смерти испортила рассказ о войне.

Халкей-бронзовщик сидел в освещенном факелами мегароне Дардании, потирая онемевшие пальцы левой руки. Через некоторое время чувствительность вернулась, кончики пальцев начало покалывать. А потом началась дрожь. Он уставился на больную руку, желая, чтобы дрожь прошла. Вместо этого она только усилилась. Как будто невидимые пальцы ухватили его за запястье и стали трясти.

Раздраженный, Халкей сжал пальцы в кулак, потом скрестил руки так, чтобы никто не увидел дрожи.

Хотя в мегароне не было никого, кто мог бы ее заметить. Египтянин Гершом велел ему подождать Геликаона в этом холодном пустом месте и ушел.

Халкей оглядел мегарон. Кровь пятнала мозаичный пол. Пятна и брызги засохли, но повсюду, на коврах и в самых глубоких желобках мозаики, кровь оставалась липкой. У стены валялся сломанный меч.

Халкей пересек зал и поднял оружие. Клинок был сломан пополам. Халкей пробежал по металлу толстыми пальцами. Дурное литье, слишком большая примесь олова, решил он. Медь была мягким металлом, и добавление олова превращало ее в более прочную, более полезную бронзу. Но в металл этого клинка добавили слишком много олова, и он стал хрупким и сломался при ударе.

Вернувшись на свою скамью, Халкей снова сел. Его рука перестала дрожать, и это было благословением. Но онемение вернулось. То было проклятием бронзовщиков. Никто не знал, что вызывает этот паралич, но он всегда начинался сперва с кончиков пальцев рук, а потом ног. Вскоре ему придется ковылять с помощью палки. Говорят, что даже бог кузнецов, Гефест, и тот хромой. Старый Карпит, когда Халкей жил еще в Милете, под конец жизни ослеп и клялся, что расплавленная медь отравляет воздух. Халкей не мог проверить эти слова, но настолько поверил им, что теперь ставил свои топки только на открытом месте, чтобы любой яд развеивался на свежем воздухе.

«Ты не имеешь права жаловаться», – сказал он себе. Ему было пятьдесят лет, а дрожь началась только сейчас. Карпит страдал от дрожи около двадцати лет, прежде чем ему отказало зрение.

Время тянулось и тянулось, и Халкей, никогда не отличавшийся терпением, все больше раздражался. Поднявшись со скамьи, он вышел в ночь, на воздух. Из центра крепости тянулся вверх черный дым: там все еще догорали кухни.

«Хотя враг рьяно взялся крушить и рушить, – подумал Халкей, – он сделал это очень неумело».

Многие дома обгорели только снаружи. А на опоры моста у Каприза Парнио микенцы вообще не обратили внимания. Они иссекли доски моста топором и мечом, чтобы ослабить их, потом вылили на дерево масло и подожгли. Идиоты не понимали, что вся конструкция держится на опорах, вогнанных глубоко в утесы по обе стороны моста. Какие бы люди ни строили этот мост, они были мастерами своего дела. Опоры остались на месте, огонь их не тронул, и в течение нескольких дней мост можно было бы отстроить заново.