Троя против всех

– О господи, Лена, какие еще джунгли? О чем ты говоришь? Разве что «каменные джунгли Луанды». Ты, по-видимому, думаешь, что здесь первобытное общество и дикари в набедренных повязках бегают с копьями за антилопой. Уверяю тебя, это не так. Один из моих здешних друзей в девяностых годах жил в Москве. Так вот он говорит, что нынешняя Ангола очень похожа на Россию девяностых.

– Понимаю: нувориши, преступность и голодуха. Идеальное место для летних каникул.

– Я не это имел в виду.

– А что тогда? Не знаю, может, для тебя этот «Дикий Запад» чем-то и привлекателен. Может, ты там на распилах и откатах миллионы зашибаешь. Флаг тебе в руки. Но ребенку там делать нечего.

В итоге Эндрю так и не приехал. Зато приехала Вероника. Вот уж чего я никак не ожидал. «Привет с Покипщины, милый. У меня для тебя новость: мы с Рэйчел едем на сафари в парк Крюгера. Вчера купили билеты. Встречаемся в Йоханнесбурге. А до этого могу зарулить к тебе в гости дней на пять. Что скажешь? Между прочим, это моя первая заграничная поездка за двадцать лет. Ричард меня отпустил».

И вот – знакомая толчея в международном аэропорту Куатру-де-Феверейру. В прошлый раз, когда я летел в Нью-Йорк, регистрация заняла без малого три часа: досмотр багажа – в одной части аэропорта, препирания по поводу перевеса – в другой; в третьей – паспортный контроль и бессмысленные, нескончаемые вопросы пограничника (но я непреклонен: газозу не дам, сколько бы его ни мурыжили). Если бы рейс вылетел вовремя, я бы гарантированно опоздал. Но рейсы здесь любят задерживать (видимо, с расчетом на всю эту вымогательскую канитель; не удивлюсь, если и пилот у них в доле). Должны были вылететь в полдень, а вылетели почти в десять вечера. Так что зал вылета я уже знаю как свои пять пальцев. А вот в зале прилета – впервые, никого не доводилось раньше встречать. Не то чтобы эти залы так уж сильно друг от друга отличались. Везде более или менее одно и то же. Пока ждал Веронику, с минимальным интересом наблюдал, как шуиш[215] окучивают туристку из Португалии. «Сеньоре, почтившей нашу страну своим визитом, следует иметь в виду, что в Анголе очень не любят, когда кто-то начинает без спроса фотографировать, особенно в неположенном месте. В аэропорту фотографировать запрещается. По закону мы должны задержать сеньору и конфисковать ее красивый фотоаппарат. В участке оформим штраф, но этот процесс может затянуться. Возможно, сеньоре придется провести у нас некоторое время. У сеньоры есть при себе евро или кванзы?» Все до обидного предсказуемо, стереотипно.

Потом вышла Вероника в сопровождении двух молодчиков. Я уже знал, что это значит, и полез в карман за кошельком. Бросилась мне на шею. Молодчики деликатно отступили. «Ты не представляешь, что здесь только что было. Таможенники выдумали какую-то дополнительную въездную пошлину, о которой меня никто не предупреждал, угрожали мне арестом… Эти люди буквально меня спасли. Если бы они за меня не заступились, я даже не знаю, что было бы… Наверное, их надо как-то отблагодарить». Я протянул спасителям уже приготовленные кванзы. Хотел попросить этих ребят передать привет их друзьям-таможенникам, но, как всегда, сдержался. Вероника, обычно такая смекалистая, кажется, и правда их не раскусила. Вот что значит впервые за двадцать лет выехать за границу. Я притянул ее к себе, но Вероника тут же охладила мой пыл неожиданно сдержанным «рада тебя видеть», и мы поцеловались уже без рвения, как люди, которые давно друг к другу привыкли.

На улице, встречающей приезжих нестерпимой жарой и запахом пота, нам пришлось долго ждать такси, отбиваясь от бесчисленных зунгейруш, пытающихся продать нам прохладительные напитки, брелоки, просроченные сим-карты и ворованные телефоны. При этом меня злило даже не то, что нам беспрестанно что-то втюхивают, а то, что эти торговцы все как один называют меня «кота» и даже «паизинью», то есть «папаша». Некоторые из них, получив отказ, тут же переставали меня замечать и адресовались уже непосредственно к моей «гарина»[216], сообщая ей, что она «тэн ун бон матаку»[217]. Вероника улыбалась, ничего не понимая, и отвечала им «грасиас».

– Да не «грасиас», а «обригада»!

– Как? Обригада?

– Да… то есть нет. Просто ничего им не отвечай.

– А что они говорят?

– Говорят, что у тебя хорошая задница.

– Так почему мне нельзя их поблагодарить за комплимент? Обригада! Обригада!

– Ei kota, a tua manauta quer um homem angolano[218], – ликовал зунгейру, безошибочно определив, что Вероника – именно manauta[219], а не mboa[220]. – Xé, olha aquela quinbundaria![221]

– А теперь что он сказал?

К счастью, в этот момент подъехало такси, положив конец страданиям белого папаши.