Троя. Величайшее предание в пересказе

Вожди мирмидонян Автомедон и Алким никак не сумели скрыть свою оторопь, когда в их шатер вошел Приам, царь Трои, пал на колени перед сидевшим Ахиллом и обнял его за колени, словно жалкий нищий. Целовал эти руки, что убили стольких его сыновей.

– Ахилл, о Ахилл, – молил он, не утирая струившихся слез. – Вообрази отца своего Пелея. Такой же старик, как и я, и одна лишь утеха осталась ему, лишь одна. Мысль о тебе, его славном сыне, и образ твой. Наши дети значат больше для нас, чем все престолы, и земли, и золото. Вообрази же Пелея в его фтийском дворце. Кто-то прибыл по морю сказать ему о твоей смерти. «Ахилл, славный плод твоих чресл, погиб, владыка, – восклицает гонец. – Его тело брошено псам на съедение. Он осквернен и обезображен, а те, кто убил его, не позволяют сжечь его и похоронить с почетом и уважением, какие отвага его и благородство заслуживают». Способен ли ты вообразить себе это, Ахилл? Что почувствует отец твой Пелей, как ты думаешь?

У Ахилла перехватило дух. В глазах у него Автомедон разглядел слезы.

– Понимаю, тебе казалось, что есть у тебя причины для мести, – продолжил Приам, не выпуская из объятий колени Ахилла. – Я привез тебе сокровища. Не возместить мне утрату человека, столь дорогого тебе, каким был Патрокл, но пусть будет почтительный выкуп. Предложенный из любви и надежды. Может, ты сжалишься над стариком. У меня было пятьдесят сыновей, известно ль тебе? От царицы Гекубы, конечно, а также от прочих жен. Пятьдесят. Осталось их самая малость. Цветок Трои и тот теперь срезан. Гектор, последний из всех, оборонявший любимые земли и народ. Победа была твоей, и…

Ахилл бережно разжал пальцы Приама.

– Сядь, – сказал он, показывая на стул. Голос его был хрипл, Ахиллу пришлось откашляться. – Твоя отвага, с какой ты явился сюда. Твоя прямота…

Алким и Автомедон благоговейно смотрели, как пали друг другу в объятия эти двое и заплакали, словно дети. Когда не осталось у них больше слез, поели и выпили вместе, немногословно заключили сделку о выкупе Гектора и расстались. Договорились о двенадцати днях перемирия, чтобы провести должное погребение Гектора.

Все оказалось по слову Гермеса. Пусть минуло время, пусть лежало тело Гектора под жарким солнцем, пусть таскали его по грязи и острым камням на равнине так долго, осталось оно нетронутым и прекрасным.

Троянские женщины с Еленой, Андромахой и Гекубой во главе оплакали Гектора, воспев его славу. Елена сокрушалась едва ли не так же, как Андромаха. Гектора она любила за смелость, за благородство, а превыше всего – за беспредельную учтивость и доброту, какие выказал он ей, гречанке средь них, принесшей лишь смерть и отчаяние. В Гекторе было все то, чего не водилось в тщеславной пустышке Парисе.

Тело сожгли, залили пламя вином и погребли прах под курганом с видом на город, за оборону которого Гектор отдал жизнь. Вот так распростились троянцы с Гектором, величайшим средь них[155].

Амазонки и эфиопы приходят на помощь

Толчок, какой придали ахейским силам присутствие Ахилла и гибель Гектора, может, и привел бы к немедленному концу войны. Но как раз когда троянцы оказались безжалостно загнаны в угол, а город того и гляди падет, на подмогу к ним прискакали с востока новые союзники – амазонки под водительством своей устрашающей царицы Пенфесилеи[156]. «Прискакали на подмогу» – точное описание: амазонки первыми начали воевать верхом. В остальном Средиземноморье лошадей впрягали в колесницы, а также скрещивали с ослами, чтобы получались мулы, необходимые для перевозки припасов, но именно амазонки, народ женщин-воительниц с берегов Черного моря, забрались на лошадей верхом и первыми стали вести конные бои[157]. Пенфесилея была дочерью Ареса и единокровной младшей сестрой Ипполиты, величайшей амазонской царицы, которая то ли стала супругой Тесею, то ли погибла от руки Геракла, когда совершал он свой девятый подвиг[158].

Пенфесилея привела с собой в Трою двенадцать свирепых амазонских царевен-воительниц[159], и на ее личном счету в первой же боевой вылазке оказалось восемь незадачливых ахейцев. От самого присутствия амазонок у противника греческие ряды охватили напряжение и тревога. Никто никогда не воевал со смертными женщинами – тем паче с такими, кто пускает из лука стрелы, сидя верхом[160]. Ахейцы сплотились и собрали всю отвагу в кулак, чтобы сражаться с этими женщинами на копьях и мечах, как с мужчинами. Эант, Диомед и Индоменей влезли в бой и сразили шестерых из восьми царевен.

Троянские женщины, наблюдая с высоких стен, так воодушевились натиском людей одного с ними пола, погнавшим ненавистных аргивян прочь от Трои, что решили полезть в битву и сами, однако Феано, жрица Аполлона, предупредила их, что, в отличие от Пенфесилеи и ее спутниц, рожденных и воспитанных для боя, троянки сражаться не обучены и их всех поубивают, Трое же никакого проку от этого не будет – лишь дополнительные потери и повод для скорби.