Тройка мечей

Тсали уже побрел к правому берегу. Теперь птицы кружили над его головой, не обращая на меня никакого внимания. Я пошла за ним, но насквозь мокрая юбка замедляла движение. И стоило мне выйти на берег, как вопли птиц прекратились – их словно отрезало. Они продолжали кружить над нами и временами пикировать, но теперь проделывали все это молча.

Мы уже далеко ушли от развалин, где я чувствовала себя обессиленной и неуклюжей. Перед нами раскинулся луг на склоне холма. Высокие травы по-прежнему были тусклыми и почти сухими, но теперь среди них встречались островки поздних цветов, ярко-красных или коричневато-желтых. Однако же здесь по-прежнему не было ничего живого, не считая птиц Нинутры, – пустота, раскинувшаяся до самой кромки леса.

Через этот широкий луг мы и шли. Конечно же, за нами оставался след, который Темные могли учуять без проблем. Я приподняла промокшую юбку, присела и вылила воду из ботинок, а то уже тяжело было так идти.

Путь через луг оказался длиннее, чем выглядел на первый взгляд. Казалось, будто далекая полоса деревьев с каждым сделанным нами шагом отступала, словно по волшебству. Птицы Нинутры продолжали безмолвствовать, но так и кружили над нами и пикировали время от времени. Их движения явно подчинялись некой схеме. Они подталкивали нас к этому далекому лесу.

Было очень тихо. А потом я услышала вой – такой далекий, что это больше походило на дуновение воздуха. Знания, полученные во время жизни в Долине, подсказали мне: это был зов серого, порождения Тьмы – не человека, не волка, но нечестивого сочетания того и другого. Зов звучал где-то ниже по течению, подсказывая наконец-то, кто наши враги.

У меня не было ни меча, ни дротикомета, лишь длинный нож на поясе. И у Тсали ножны были пусты – те, кто взял его в плен, отобрали и меч, и нож. Я услышала, как человек-Ящер зашипел и вскинул руки, выпуская когти на всю длину.

Мы помчались вперед изо всех сил. Преследовавшие нас Темные обладали мощными чарами, против которых не помогала никакая ныне известная магия. Стоит им трижды оббежать нас по кругу – и нам не уйти, они разорвут нас сразу, как только пожелают. Но если мы сумеем добраться к этому манящему как никогда лесу, серым будет куда труднее описывать круги.

В этот момент птицы покинули нас. Они поднялись повыше, выстроились клином и на полной скорости полетели к лесу. Возможно, они выполнили свою задачу, в чем бы она ни состояла.

Липнущая к ногам промокшая юбка дважды заставила меня споткнуться, хоть я и старалась поднять ее повыше. Я не оглядывалась, чтобы не терять времени. Охотничий вой зазвучал снова, уже явственно ближе. Тсали, которого не стесняла одежда, мог бы умчаться и скрыться из виду задолго до того, как я добралась бы под защиту леса, но не стал. Вместо этого он дважды быстро наклонился, подхватывая с земли камни. Но, при всем его мужестве, камни не защитили бы нас от преследователей.

Я выбивалась из сил, хриплое дыхание разрывало грудь. Я так измучилась, что осознала, что добралась до леса, лишь после того, как рассадила плечо о ствол дерева. И тогда я ухватилась за эту обтянутую корой колонну и отчаянно вцепилась в нее, чтобы не упасть. Ноги больше не слушались меня.

Тсали схватил меня за руку и разорвал мою судорожную хватку. «Вперед!»

Он был прав, только я сомневалась, что смогу бежать дальше. Но тут позади взвыли в третий раз, уже в полный голос, совсем близко, и вспыхнувшей во мне паники хватило, чтобы заковылять вперед, вслед за волочащим меня Тсали.

Я больно билась о деревья, одежда цеплялась за низкорослый колючий кустарник и рвалась, когда я выдиралась из его хватки. Вперед и снова вперед. Здесь царил тусклый серый полумрак. Я начала понимать, что эти деревья не сбросили листву – или, скорее, иголки: почва у меня под ногами была покрыта слоем опавшей хвои, и эти порыжевшие иголки были длиной с мое предплечье. Когда мы прорвались через внешнюю полосу, подлеска стало очень мало, даже этих колючих кустов.

Теперь я снова увидела птиц. Они сидели на ветках и перепархивали вперед по мере нашего мучительного продвижения. В лесу стояла тишина. Кроны деревьев не шуршали под ветром. И птицы не издавали ни единого крика. Слышно было лишь мое хриплое дыхание – с ним я ничего не могла поделать.

Я снова споткнулась, чуть не упала и схватилась за огромный вертикально стоящий камень. И только когда мои пальцы погрузились в мох, я осознала, что это не природный столп, его некогда украсили разумные существа. Когда я ухватилась за него, чтобы перевести дыхание, я заметила, что это лишь первая из череды таких колонн, уходящих вглубь леса. А резьба у меня под пальцами изображала птицу с углублениями на месте глаз, в которых даже мох не рос.