Троицкие сидельцы

Еще полверсты, и Земляной вал останется позади, а вместе с ним город. Тут невеселые думы перенесли Мишу в его родной дом на Неглинной, за Кузнецким мостом, к бедной матери, к отцу, второй уж раз за эти полгода провожавших сына.

По дороге в осажденную крепость им не повстречался ни один тушинец, ни иноземец. Когда стемнело, отряд Сухана Останкова сделал привал. На следующий день двигались с удвоенной осторожностью. Посоветовались, как лучше прорываться сквозь расставленные Сапегой и Лисовским заслоны, которые перерезали все дороги к крепости.

Осторожный Сухан не согласился ломиться напролом. Кто знает, может быть, на дороге засада. Что тогда? А люди устали. Семьдесят верст отмахать да после ночевки ранней весной в лесу — шутка ли? И атаман направил трех лазутчиков на поиск, а весь отряд отвел в лес.

Лазутчики возвратились быстро. Они сообщили, что на дороге устроены завалы в трех местах, но в дозоре там всего четверо. Если бесшумно их снять, то вечером, в темноте, можно легко прорваться к крепости. Лучше объехать завалы по снегу, а не раскидывать их: время упустишь да и лисовчики услышат возню, успеют подскочить.

На том и порешили. Чуть стемнело, отряд атамана Сухана поднялся и, соблюдая тишину и порядок, потянулся по дороге к крепости. Высланные вперед лазутчики сняли охрану. Вот и первый завал. Лошади неохотно сходят в осевший, с проталинами снег, под которым таятся наледи. Второй завал также преодолели беспрепятственно. Но одна лошадь поскользнулась в снегу — то ли оступилась на подснежном льду, то ли подкова у нее была сточена, — но только завалилась на бок и сломала ногу, пронзительно заржав. Казак упал, не успев высвободить ноги из стремян. А тут еще оказался комель ели, спиленной для завала. Лошадь, падая, навалилась на казака, раздробив ему голень. Человек стерпел адскую боль, лишь тихо застонал. Товарищи оттащили храпящую лошадь, подняли раненого и понесли его на дорогу, где усадили на запасную лошадь. Придерживая его с обеих сторон, пустили коней рысью — догонять отряд, который ушел вперед.

Но ржанье лошади услышали в ближних дозорах. Там тревожно покричали своим товарищам. Бухнула сигнальная пушка. Отставшие казаки пришпорили коней. Пока они приблизились к третьему, последнему завалу, остальные успели преодолеть его. Атаман Сухан задержал отряд: ждали отставших. Не больше чем полверсты отделяло их от крепостных стен.

Нарастающий дробный топот копыт послышался за спинами пятерых казаков. Их настигали. Раненый оглянулся.

— Уходите одни! — закричал он.

Ему не ответили. Все вместе подлетели к завалу, раненого пустили первым в объезд. Здесь снег оказался особенно глубоким. А топот все нарастал.

— Эй, Сухан! — закричал вдруг зычным голосом казак, ехавший сзади всех. — Какого черта ждешь? Отряд погубишь!

И в самом деле, конница Сапеги или Лисовского могла кинуться наперерез от Красной горы или от Терентьевой рощи, если бы там услышали необычную суматоху на Московской дороге. Тогда беды не миновать. Короткая команда, и отряд помчался к крепости.

Ушли бы и эти пятеро, да верно говорят: беда не ходит одна. Они успели чуть раньше преследователей выскочить на дорогу, но грянул нестройный залп, и конь, на котором сидел раненый казак, рухнул.

— Эх! — горестно воскликнул бородач, что кричал Сухану, и мигом спешился.

Подлетел и другой казак. Вместе подняли друга, усадили в седло, хлестнули коня, и тот догнал отряд. Сами сели на оставшуюся лошадь, а двое других, прикрывая товарищей, оборачиваясь, выстрелили на ходу. Но вдруг налетели всадники, окружили отставших четверых казаков, сбили с коней и связали. Но раненый успел уйти вместе с отрядом за крепостные стены.

Казачий отряд Сухана Останкова встретили с превеликой радостью.

— Помнит нас Москва-матушка, помогает! — говорили между собой люди.

— Вот, погоди, — рассуждал какой-то старик, — придут сюда московские стрельцы, разобьют Сапегу и Лисовского, нас освободят. И ждать недолго осталось. Снег потает, и осаде конец.

В полдень Ванька Голый, стоявший в дозоре на Пятницкой башне, заметил отряд, появившийся на горе напротив башни. Отряд был виден отовсюду в монастыре. Ванька на всякий случай послал стрельца к воеводам предупредить. Красными пятнами выделялись на потемневшем снегу нарядные всадники.

Яркое мартовское солнце светило в глаза. Степан щурился, пытаясь увидеть, что там происходит. Он разглядел четырех казаков, схваченных во время прорыва в монастырь. Пленников вытолкнули вперед, и они остановились, опустив обнаженные бритые головы, полураздетые, обреченные. Один краснокафтанник подскакал на коне поближе к крепости, что-то закричал по-русски. Степан лишь расслышал: «разбойников» и «будут казнены».

А на стенах столпилось немало народу, и еще бежали. Торопливо подошел воевода Голохвастов.

— Что там? — Он посмотрел на Ваньку.

— Казнить грозит наших товарищей, разбойниками их честит, — хмуро ответил Ванька.

— А ну, кричи им: ежели убьют казаков, то я велю казнить за каждого — десять!

Ванька закричал ответную угрозу воеводы.