Тролльхол

Какое-то движение вновь притягивает взгляд, на этот раз не в море, а среди скал. Что-то шевелится там, во тьме. Что-то большое, явно больше, чем причалившая яхта, и кажется, даже больше, чем дом Юхана. Вдали слышится хруст камней. Громадное нечто ворочается, поднимаясь над скалой, заслоняет собой звезды, и Рин вскрикивает, различив очертания головы и два голубоватых огонька на ней, похожие на глаза. Шевелятся угловатые плечи, издавая каменный хруст. Пронзая ночную мглу, к окну тянется гигантская рука. На растопыренных пальцах сверкают ледяным блеском длинные острые ногти.

Окно стремительно индевеет, и Рин теряет великана из виду, но знает, что он приближается. От ужаса ее ноги будто прирастают к полу, она не в силах сделать ни шагу. Противный скрип раздается с обратной стороны стекла, на морозном узоре появляется ломаная линия, — ледяной ноготь царапает стекло, готовое треснуть под его натиском. Опомнившись и понимая, что уже поздно, Рин задергивает шторы, в панике забирается под кровать и зажмуривается. «Мне почудилось! Почудилось! Это из-за болезни! Очередной приступ! Сейчас пройдет!» — Она пытается успокоить себя, но не верит в свои объяснения. Пальцы нащупывают в кармане трикотажных брюк заветный флакон с эликсиром. Под противное скрежетание, доносящееся со стороны окна, Рин откручивает колпачок и вытряхивает на язык сразу несколько капель — не специально, просто от того, что рука трясется.

Неизвестно, в эликсире ли дело, или в том, что мистического гиганта что-то отвлекло, но скрежет сразу прекращается. Рин не спешит выбираться из укрытия, так и лежит под кроватью, вся превратившись в слух, но кроме тиканья часов ничего больше не слышно. Незаметно для себя она засыпает, погрузившись в вязкое черное забытье.

Проснувшись с рассветом, Рин вспоминает о ночном происшествии и спешит к окну. Раздернув шторы, щурится от яркого солнца, хлынувшего в комнату. Придирчиво разглядывает стекло: ни морозных узоров, ни царапин. Ни великанов, конечно же. Убеждается в мысли, что дело в приступе, вызвавшем галлюцинации. Однако эликсир сразу же помог, а значит, работает. Остается надеяться, что Фроя права, и другого лечения Рин не потребуется, волшебное средство справится с болезнью.

Умывшись и переодевшись в джинсы и толстовку, Рин выскальзывает из дома, довольная тем, что ей удалось избежать встречи с Юханом. Правда, пришлось отказаться от завтрака, но это не страшно, в Бьёрхольмене полно ресторанчиков, где можно перекусить. Главное, улизнуть поскорее, чтобы не пришлось продолжать вчерашний разговор. Разговаривать-то им с Юханом уже не о чем.

Яхта ночных гостей по-прежнему пришвартована у берега. В черных тонированных стеклах отражается красное рассветное солнце. Рин с любопытством разглядывает ее, сидя на краю дощатого настила в ожидании Хуго. Интересно, чья она? С виду сто́ит целое состояние. Ее владелец, должно быть, настоящий богач.

Рейсовый катер причаливает к пирсу точно в назначенное время. Хуго приветствует Рин зычным «хай» и протягивает руку, помогая спуститься и сесть в лодку. На нем все та же черная вязаная шапка и мешковатая куртка с капюшоном.

— Какова красотка, а? — Он кивает в сторону яхты и звонко цокает языком.

— Это кого-то из местных? — интересуется Рин.

— Не-ет. Судя по номерам, она из стокгольмского яхт-клуба. Скорее всего, арендованная.

— Она вчера ночью причалила. С нее высадились шестеро человек, я видела в окно. Парни и девушки.

— А-а, видимо, Элиас и компания! Что ж, в ближайшие пару дней на Тролльхоле будет шумно. Знаю этих ребят, они не дадут заскучать. Повеселят нас в Мидсоммар! — Рин отмечает, что вид у Хуго при этих словах совсем не радостный.

Он сидит у руля, скрестив руки на груди — не спешит отплывать, выжидая, когда истечет время стоянки, хотя ясно, что других пассажиров уже не будет. Мотор заглушен и не мешает беседе.

— Н-да, как же быстро летит время. Кажется, что совсем недавно учил Элиаса рыбачить, показывал ему, как удочку закидывать. Частенько мы с ним в море на рыбалку ходили, и был он тогда десятилетним мальчишкой, едва мне по плечо. А с тех пор уж еще десять лет пролетело. — Хуго сокрушенно вздыхает. — Элиас теперь совсем другой. Будто чужой. Изменила его столичная жизнь, как и Ларса. Как бы снова беды не стряслось.

— Вы сказали, «Ларса»? Кто это? — спрашивает Рин, оживляясь. Это имя откуда-то ей знакомо.

Хуго вдруг теряется, будто ляпнул лишнего, бормочет что-то невнятное, и отводит взгляд, устремляя его к берегу.

— О, а вон и Элиас с компанией! Легок на помине! — восклицает он, так и оставив Рин без ответа.

Из соснового леса на берег выходит компания молодых людей. Они движутся друг за другом по узкой тропинке, направляясь к пирсу. Первым идет высокий парень в белой кепке, из-под которой топорщатся светло-рыжие кудри. Скулы и подбородок покрыты недельной щетиной такого же цвета. Широкие шорты колышутся над острыми коленками, тонкие ноги в объемных кроссовках похожи на соломинки. Не глядя на Рин и Хуго, он входит на пирс и, обернувшись к отставшей компании, кричит: