Высушив волосы феном, Рин закутывается в махровый халат, выходит из ванной и возвращается в свою комнату. Переодевшись в чистый трикотажный костюм, она принимается за уборку, собирает разбросанные кисти и краски, застилает постель. Розы в вазе совсем высохли и отправляются в мусорное ведро. Среди них мелькает цветок, выпавший вчера из кармана Фрои. Рин замечает его, осторожно извлекает из увядшего букета и внимательно разглядывает. Ей кажется, что в Алой долине растут точно такие же цветы. Она прячет цветок в дневник Лилли, поместив его между страницами. Когда ее телефон будет исправен, она сделает снимок цветка, загрузит в гугл и узна́ет его название.
Закончив с уборкой, Рин чувствует усталость и вспоминает об эликсире. Одна капля, и вот, она будто заново родилась. Надо будет попросить у Фрои еще один флакон.
Солнце клонится к закату. Желая окунуться в вечернюю прохладу, Рин выходит из дома и, присев на ступеньку крыльца, прислоняется к перилам. Теплое дерево приятно греет плечо и щеку. Ветер раздувает волосы, пахнущие шампунем. Море, раскинувшееся впереди, гладкое и неподвижное, как стекло. Рин вспоминает о прогнозах Эббы насчет шторма: судя по всему, они оказались ошибочными. Вряд ли в ближайшее время разыграется непогода, — туч не видно, только светлая дымка перистых облаков растянулась вдоль горизонта.
На дорожку перед крыльцом ложится длинная тень. Рин поворачивается и цепенеет, увидев Юхана, словно материализовавшегося из пустоты.
— Добрый вечер! Извините, если напугал. — Он натянуто улыбается, останавливаясь перед ней, все еще сидящей на ступенях. Сообразив, что мешает ему пройти, Рин вскакивает на ноги.
— Здравствуйте! Да, я совсем не слышала, как вы подошли. — Она отвечает, как обычно, на английском языке, в котором не существует разницы между «ты» и «вы», но мысленно обращается именно на «вы», потому что взгляд Юхана вновь источает арктический холод. — Вы… вернулись с Хуго, с вечерним рейсом? — Рин хочется спросить прямо, был ли он в доме ночью, но она не решается.
— Нет, у меня свой катер. Я держу его в лодочном гараже, это в десяти минутах ходьбы от дома. Как вы тут справляетесь в мое отсутствие? Все устраивает, или есть какие-нибудь пожелания?
«Похоже, все приснилось», — понимает Рин, а вслух заверяет Юхана, что всем довольна, и никаких проблем не возникало.
Он не спешит заходить в дом.
— А как дела с картиной? Уже делали наброски? — Вопрос застает Рин врасплох. Сказать правду или нет?
— Наброски?.. Да-а. Кое-что есть, правда… э-э-э… — Она медлит в замешательстве.
— О, правда? — В его глазах вспыхивает интерес. — Можно взглянуть?
— М-м-м… не уверена, что вам понравится.
— Не скромничайте, вы отлично рисуете. Понимаю, что набросок — это совсем не то, что законченная вещь, но вдруг мне захочется внести коррективы.
— На самом деле картина закончена, но она не такая, как вы просили. Пусть она останется у меня, а вам я нарисую новую.
— Вы успели написать картину за два дня? — недоумевает он. — Я хочу увидеть ее прямо сейчас!
— Нет, не стоит, пожалуйста! — Рин вдруг становится жарко, и она чувствует, что заливается краской. Ну вот что он сейчас о ней подумает? Решит, что она питает надежды на близкие отношения, конечно! А ведь он предупреждал ее, что ничего такого между ними быть не может. Правда, не напрямую, а намеками, но все же. И кто тянул ее за язык? Как теперь выкрутиться? Чем объяснить то, что она нарисовала не дом, как следовало по договору, а хозяина дома, да еще в таком романтическом антураже?
— Даже не пытайтесь утаить ее от меня! — Юхан решительно шагает к входной двери, минуя Рин. Холодея от ужаса, она идет следом.
Переобувшись в домашние туфли, Юхан проходит в холл, оставляет дорожную сумку у своей двери и останавливается перед дверью Рин.
— Картина там? Можно мне войти? — Он все-таки спрашивает разрешения, хотя уже взялся за дверную ручку.
Рин кивает со вздохом, смотрит на его удаляющуюся фигуру, затем изучает взглядом пространство между дверями, но вновь не находит признаков наличия третьей двери. Что ж… Значит, она сходит с ума.
Она появляется в своей комнате спустя пару минут. Юхан стоит перед картиной, сжимая подбородок большим и указательным пальцами, и скользит пронзительным взглядом по холсту. Рин кажется, что в его глазах плещется едва сдерживаемое негодование. Ну, хоть не насмешка, и то ладно. Хотя… с чего бы ему так негодовать? Она ведь сказала, что нарисует другую картину, и за эту никаких денег не просит. Что касается ее надежд на романтические отношения, в которых он наверняка ее заподозрил, так для него не составит труда просто их проигнорировать. Она ведь не вешается ему на шею с признаниями в любви!
Рин выжидающе молчит, оставаясь поодаль. Тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов, давит на уши. Но вот раздается тонкий и протяжный скрип половицы. Переступив с ноги на ногу, Юхан поворачивается к ней и произносит страшным свистящим шёпотом:
— Ты рылась в моих вещах?
От удивления Рин открывает рот — беззвучно, точно рыба.
— Отвечай, где ты это видела? Залезла в мой семейный фотоархив?