Хотя обыгрывание троллями 11 сентября может показаться особенно бездушным, оно представляет поразительный пример взаимодополняющих отношений между юмором троллей и освещением трагедий в СМИ — в данном случае электронных. Ведь попав в Интернет, видео и фотографии атак на здания ВТЦ оказывались в водовороте абсурдного контента, от картинок с хорошенькими котами до жесткого порно. Плюс реклама — на одной веб–странице могло быть выложено больше десятка рекламных баннеров, флэш– и аудиороликов, и все они задавали фрейм и умаляли то, на что, как думал просматривающий страницу человек, он смотрит. Если телевизионный показ атак эмоционально отчуждал — тем самым приглашая к комедийным реакциям, как писал специалист по фольклору Билл Эллис в своем исследовании циклов шуток, непосредственно последовавших за терактами
11 сентября252, — то оцифрованные репосты атак отчуждали несравнимо сильнее.
Умение троллей трансформировать артефакты в визуальные шутки еще больше расширяет эту эмоциональную пропасть. В отличие от зрителей, которые видели теракт 11 сентября в прямом эфире, у троллей было почти 15 лет на манипуляции с кадрами атак для удовлетворения своих потребностей в троллинге. Наиболее заметная из них — потребность совмещать смерть и разрушение с поп–культурной иконографией. Как мог бы предсказать Дэвис, чем больше отрывались от контекста эти изображения и чем больше загромождалось поле зрения аудитории (в прямом и в переносном смыслах), тем выше была вероятность, что эти изображения станут заготовками для дальнейшей меметизации, еще больше увеличив эмоциональную дистанцию и еще больше привлекая троллей.
Поэтому использование троллями терактов 11 сентября в своих целях не просто не должно удивлять. Оно — непосредственный результат хаоса и эмоционального расщепления, обусловленного современным медийным ландшафтом, который можно описать как «тотальную победу Интернета». С этой точки зрения игры троллей с трагедией — то, что происходит, когда текущие события становятся контентом — термин, часто (и цинично) использующийся в блогосфере для описания пестрых лоскутков цифрового мусора, которые можно распространять, перемешивать и, разумеется, монетизировать через рекламу.
Троллинг и пузыри фильтров
Непрерывная, бессвязная подача цифровой информации — не единственное условие для возникновения маски тролля. Эта маска также выковывается из культурной логики социальных сетей, которая высоко ценит, а во многих случаях и прямо превращает в товар открытость, чувство общности и сентиментальность.
Тролли не просто отрицают эти ценности; они сознательно выбирают своими мишенями их самых видных защитников. При этом тролли одновременно олицетворяют и по сути являются кривляющимся воплощением еще более противоречивых аспектов основанной на социальных сетях культуры, а именно: объективизации, избирательной привязанности и эгоцентризма, питающих стремление к лулзам и обеспечивающих «правильное» взаимодействие с технологиями социальных сетей.
Рассмотрим сложность установления и поддержания контекста в онлайне и то, как контекст (или его отсутствие) создает отстраненные эмоциональные реакции (и, следовательно, отстраненный бесчувственный смех, о котором говорилось в предыдущем разделе). Как пишет Генри Дженкинс, всего один хотлинк — и интернет–контент, будь он в форме домашнего видео, семейных фотографий или ремиксов саунд–байтов, надерганных из местных новостей — в общем, всего, что можно выложить в Сеть, отрывается от своего оригинального контекста253. Если постараться, то, как правило, можно проследить происхождение большинства артефактов вплоть до их первоисточника. В конце концов, все содержимое Сети откуда–то пришло, и неважно, может или хочет ли конкретный пользователь Интернета отслеживать его происхождение. К тому же онлайновый контент редко представлен в полном политическом, материальном и (или) историческом контексте. Чаще всего контент функционирует как визуальный эквивалент саунд–байта — несколько интересных секунд, вырезанных из долгого разговора.