— Я сожалею об этом, и Кира ответит за все, — сказал король, но в голосе его не было и намека на сожаление. Напротив, голос был тверд и холоден. Я понадеялась, что твердость эта обращена на Киру, а не на меня. — Но смерть тебе не грозила.
— А вам-то откуда знать? — резко ответила я.
— Назовем это королевской интуицией. Я вовсе не жду, что ты кинешься к нам с распростертыми объятиями. Тем более что Элора наверняка уже поработала над твоим сознанием. Но я прошу — поживи в нашем дворце хотя бы несколько дней, познакомься с королевством, которым тебе предстоит править.
— А если я не соглашусь? — Я посмотрела ему прямо в глаза.
— Сначала осмотрись. — Орен улыбался, но голос его скрежетнул.
— Сначала моих друзей отпустите! — В конце концов, я только ради этого и вступила в переговоры со своими похитителями.
— Я бы предпочел повременить с этим.
— Если вы их не освободите, я здесь не останусь!
— Напротив, пока они здесь, ты тоже останешься. Они — залог твоего серьезного отношения к моему предложению.
Он явно хотел смягчить угрозу, но от этой кривой ухмылки у меня по спине побежал холодок. Мне все меньше и меньше верилось в то, что этот человек — мой отец.
— Обещаю, я никуда не сбегу. — Я изо всех сил пыталась побороть дрожь в голосе. — Если вы их отпустите, я пробуду здесь, сколько скажете.
— Я отпущу их, как только поверю тебе, — возразил Орен. — Кто эти люди и почему ты так печешься об их участи?
— Они… — Мелькнула шальная мысль, не соврать ли королю, но ведь он уже знает, что мальчишки мне дороги. — Это мой брат, ну… приемный, в общем, какая разница, мой брат Мэтт и мой мансклиг Риз.
— Они что, до сих пор с ними возятся? — Брови Орена недоуменно приподнялись. — Какая же Элора ретроградка! Впрочем, чему удивляться, она всегда скрупулезно соблюдала традиции. Но это же средневековье какое-то.
— С кем — с ними?
— С мансклигами. Это же безумное расточительство. — Орен взмахнул рукой, словно отгоняя надоедливую муху.
— О чем вы? — упорствовала я. — А как вы поступаете с человеческим малышом, когда вместо него подкидываете своего?
— Мы не забираем их детей, — коротко ответил король.
От страшного предположения, что они убивают младенцев, я едва не вскрикнула.
— Если возникала необходимость, мы просто подбрасывали их в больницы или детские приюты. Их судьба — не наша забота.
— А почему трилле так не делают? — спросила я. Мне показалось это вполне разумным решением — ведь и легче, и дешевле.
— Сначала трилле использовали манксов как рабов. А теперь просто следуют древней традиции. — Орен неодобрительно покачал головой. — Мы же давным-давно не практикуем подмены.
— Почему? — Впервые я была готова поддержать короля.
— Подменыш может пострадать физически, может потеряться, да, в конце концов, может просто не захотеть возвращаться к нам, — ответил Орен. — Мы потеряем ребенка, и наш род лишится еще одного наследника. Мы гораздо могущественнее людей и все, что нам нужно, можем просто взять. Зачем рисковать, вверяя потомство в неуклюжие людские руки?
В его словах был свой резон, но не скажу, что его позиция вдохновляла меня больше, чем точка зрения Элоры. Та действовала обманом, а Орен проповедовал откровенный грабеж.
— Элора боится перемен, — каждый раз, заговаривая об Элоре, король темнел лицом, — она так одержима идеей разделения троллей и людей, что крепко-накрепко связывает их жизни и не видит в этом никакого противоречия. Для нее люди — всего лишь заботливые няньки.
Ага, заботливые няньки. Такие заботливые, что с ножом кидаются, как моя приемная мать. А с другой стороны, у меня есть Мэтт, и более любящей и заботливой няньки вообразить невозможно.
— Потому наш брак и был обречен, — продолжал Орен. — Я хотел вырастить тебя сам, а она отдала тебя людям. Ты была нужна мне.
Я смутно чувствовала в его словах некий изъян, понимала, что логика прихрамывает, но в чем именно король не прав или лжет мне, осознать не могла. А что самое поразительное, при всей его неубедительности, Орену все-таки удалось меня растрогать. Первый раз в жизни хоть один из моих родителей, приемных и настоящих, сказал, что я ему нужна.
— А у меня… — я заговорила, чтобы скрыть нахлынувшие чувства, — а у меня есть братья или сестры?
Орен и Сара переглянулись, затем Сара уставилась на свои ладони, покорно сложенные на коленях. Она была почти полной противоположностью Элоры. Да, у обеих длинные черные волосы, огромные темные глаза, но больше ничего общего. Сара мало говорила, но от нее исходили тепло, покой и кротость — качества, Элоре совершенно чуждые.
— Нет. У меня больше нет детей. И у Сары детей тоже нет, — ответил Орен.
От этих слов Сара поникла еще сильнее. У меня появилось ощущение, что бездетной она была вовсе не по собственной воле.
— Жаль.
— Она бесплодна, — сказал Орен прямо, и Сара вздрогнула.
— О… Мне очень жаль. Уверена, что в этом нет ее вины, — пробормотала я.
— Нет, ее вины нет. Это проклятье.
— Что? — растерялась я.
Хватит с меня сверхъестественных штучек. Троллей и магических сил вполне достаточно, проклятие бесплодием — это перебор.