Пленник качался все медленнее, но продолжал описывать небольшие круги на конце черной веревки, точно муха, попавшая в паутину. Его глаза были опущены, тело расслабилось.
– Ты собираешься его убить? – Несмотря на боль и слабость, Саймон почувствовал холодное потрясение и попытался взять под контроль разбегавшиеся мысли. – Ты намерен его… но ты не можешь! Ты не можешь! Он же… он же…
– Он не природное создание, тут не может быть сомнений! Уходи, незнакомец. Ты в моем саду, и тебя сюда не звали.
Лесник с презрением на лице повернулся спиной к Саймону и шагнул к ситхи, подняв топор так, словно собирался рубить дрова. Но
Саймон упал на больные колени и стал искать хоть что-то, чтобы прекратить эту жуткую борьбу, остановить ругавшегося и кряхтевшего от напряжения лесника, а также рычание пленника, от которого у него закладывало уши. Наконец он нашел лук, но тот оказался гораздо более легким, чем выглядел, словно был сделан из болотного тростника. Через мгновение его рука сомкнулась на частично ушедшем во влажную землю камне, Саймон потянул его на себя и вырвал, потом встал и поднял свое оружие над головой.
– Прекрати! – закричал он. – Оставь его в покое!
Однако ни один из противников не обратил на него ни малейшего внимания. Лесник стоял на расстоянии вытянутой руки и наносил удары по раскачивавшейся цели, у него получались лишь скользящие удары, но после каждого у ситхи, худая грудь которого вздымалась, точно кузнечные мехи, появлялась новая рана, и Саймон видел, что он быстро теряет силы.
Саймон больше не мог смотреть на это кровавое зрелище. Он издал вопль, что скрывался у него внутри все ужасные дни скитаний, метнулся вперед, пересек маленькую прогалину в несколько прыжков и обрушил камень на голову лесника. Звук глухого удара отразился от деревьев – казалось, мужчина в одно мгновение лишился всех костей, тяжело рухнул на колени, упал вниз лицом, и кровь залила спутанные волосы. Глядя на окровавленное тело, Саймон почувствовал, что его сейчас вывернет наизнанку, согнулся пополам, и его вырвало, впрочем, в пустом желудке ничего не было, кроме горькой слюны. Он прижал лицо к влажной земле, чувствуя, как лес пустился вокруг него в пляс.
Когда Саймон пришел в себя, он встал, повернулся к ситхи и увидел, что тот продолжает тихонько раскачиваться на веревке. Его блестящая, точно змеиная кожа, туника была испачкана струйками крови, а жесткие глаза затуманились, словно опустился занавес, чтобы погасить шедший изнутри свет. Неуверенно, как лунатик, Саймон поднял упавший топор и посмотрел на черную веревку, уходившую к высокой ветке, до которой он не мог дотянуться. Едва живой от страха, Саймон принялся пилить зазубренным лезвием узел, затянутый за спиной ситхи. Прекрасный поморщился, когда узел затянулся сильнее, но не издал ни звука.
Наконец, после долгих усилий, Саймону удалось разрезать узел, ситхи упал на землю, у него подогнулись ноги, он повалился на неподвижного лесника, но сразу откатился в сторону, словно обжегся, и принялся собирать разбросанные стрелы. Он держал их, точно букет цветов с длинными стеблями, потом поднял лук другой рукой и посмотрел на Саймона. Его холодные глаза сверкнули, помешав Саймону произнести хотя бы слово. Несколько мгновений ситхи, забыв о своих ранах, стоял, напряженный, как испуганный олень, а потом исчез между деревьями – короткая вспышка коричневого и зеленого, оставив Саймона, который, разинув рот, так и не поднялся с колен, в полном одиночестве.
Солнечный свет все еще рябил на листве, где только что прошел ситхи, когда Саймон услышал короткое гудение, словно жужжало сердитое насекомое, и почувствовал, как по лицу промелькнула тень. А затем он увидел стрелу, дрожавшую в стволе соседнего дерева, на расстоянии руки от его головы. Он тупо смотрел на нее, пытаясь понять, как скоро следующая его убьет. Перед глазами у него дрожала стрела, с древком и перьями ослепительно-белыми, как оперенье чайки. Он ждал, когда прилетит еще одна. Но ошибся. На прогалине воцарилась тишина.
После самых странных и ужасных двух недель и в особенности после этого невероятного дня Саймона не должен был удивить голос, обратившийся к нему из темноты за деревьями, голос, не принадлежавший ситхи и, конечно, не леснику, лежавшему словно срубленное дерево.
– Подойди и возьми ее, – сказал голос. – Стрелу. Возьми. Она твоя.
Саймону не следовало удивляться, но он все равно был потрясен и, беспомощно опустившись на землю, заплакал от жуткой усталости, смятения и полнейшего отчаяния.
– О Дочь Гор, – произнес странный новый голос. – Мне не кажется, что это есть хорошо.
Глава 17
Бинабик