– Итак, – начал объяснять Бинабик обычным голосом, – старый Тохук, Повелитель неба, продает свою дочь за красивый плащ из перьев, из которого собирается делать облака. А Седда отправляется со своим обретенным мужем в его страну за горами, где становится Королевой птиц. Но в их браке нет счастья. Очень скоро Киккасут, он перестает обращать на Седду внимание и приходит домой, только чтобы поесть или наброситься на жену с проклятиями. – Тролль тихонько рассмеялся и вытер конец флейты о меховой воротник. – О Саймон, это всегда такая длинная история… Итак, Седда идет к одной мудрой женщине, и та говорит ей, что она сможет вернуть блуждающее сердце Киккасута, если родит ему детей.
При помощи амулета, сделанного из костей, цветов камнеломки и черного снега, который ей дала мудрая женщина, Седда беременеет, и на свет появляется девять детей. Киккасут узнает новость и отправляет жене послание, где сообщает, что намерен в ближайшее время приехать и забрать детей, он вырастит их, как птиц, чтобы Седда не превратила их в бесполезных лунатиков.
Когда Седда это услышала, она спрятала двоих самых маленьких детей. Приезжает Киккасут, чтобы забрать остальных, и спрашивает, что случилось с двумя малышами. Седда говорит ему, что они заболели и умерли. Киккасут уходит от нее, и она его проклинает.
И Бинабик снова запел:
– Понимаешь, – перебил самого себя Бинабик, – Седда не хотела, чтобы ее дети умирали, как птицы и животные. Ведь, кроме них, у нее никого не было…
Бинабик некоторое время наигрывал на флейте мелодию, покачивая головой из стороны в сторону. Затем он ее отложил.
– Это требующая огромных усилий длинная песня, Саймон, но она рассказывает о самых важных вещах. Дальше в ней говорится про детей Седды, Лингита и Яану, которым приходится выбирать между Смертью Луны и Смертью Птицы – луна, что ты видишь, умирает, но возвращается в своем прежнем величии. Птицы умирают, оставляя вылупившихся птенцов, и те живут после них. Мы, тролли, думаем, что Яана выбрала путь Смерти Луны и стала Матриархом – это слово означает «бабушка» – Матриархом ситхи. Смертные, ты и я, друг Саймон, являются потомками Лингита. Но песня очень-очень длинная, длинная… хочешь услышать еще потом, через некоторое время?
Саймон не ответил. Песня луны и нежное касание оперенного крыла ночи его убаюкали, и он заснул.
Глава 19
Кровь святого Ходерунда
Саймону казалось, что всякий раз, когда он открывал рот, чтобы что-то сказать или просто сделать вдох, в него мгновенно набивались листья. И не важно, как старательно он отворачивал голову или наклонялся, ему не удавалось спастись от веток, которые цеплялись за его лицо, точно жадные детские руки.
– Бинабик! – жалобно взвыл он. – Почему мы не можем вернуться на дорогу? Я скоро превращусь в мелкие кусочки Саймона!
– Ты слишком много жалуешься. Скоро мы повернем в сторону дороги.
Саймона безумно раздражало то, как маленький тролль ловко пробирался между нависавшими над ними ветками. Хорошо ему говорить: «Перестань жаловаться!» Лес становился гуще, а Бинабик, будто угорь, скользил между деревьями, цепляясь за кустарник, в то время как Саймон с жутким шумом тащился сзади. Даже Кантака легко бежала рядом, оставляя за собой зеленую рябь. Саймону казалось, что к нему липнет половина Альдхорта, швырявшего в него сломанные ветки и острые колючки.
– Почему мы это делаем? Наверняка, если бы мы шли по дороге вдоль границы леса, получилось бы не дольше, чем сейчас, когда мне дюйм за дюймом приходится продираться сквозь кусты и ветки.
Бинабик свистнул, подзывая волчицу, которая на мгновение скрылась из вида, она почти сразу появилась, и тролль подождал, когда Саймон его догонит.
– Ты совершенно прав, Саймон, – сказал он, когда юноша наконец, едва переставляя ноги, к нему подошел. – Более длинная дорога может занять столько же времени, но… – Он назидательно поднял вверх короткий палец, – имеются другие соображения.