Трон из костей дракона. Том 1

Голос Бинабика, резкий и требовательный, заставил Саймона подскочить на месте от охватившего его чувства вины, и он начал взбираться на холм в сторону лагеря.

Но ведь Камарис был великим воином! Во всех песнях говорится, что он, громко смеясь, отрубал головы дикарей-тритингов…

Шем любил петь одну такую песню. Как там было?…

…Он подставил им левый бок
И подставил правый.
Он кричал им вслед и пел,
Когда они, повернувшись к нему спиной, бежали прочь.

Камарис смеялся,

Камарис сражался,
Камарис верхом на своем коне
Разил врагов в Битве с тритингами…

Когда Саймон вышел из-за кустов, он увидел в лучах яркого солнца – и когда только оно успело так высоко подняться? – что Хенфиск вернулся, и они с Бинабиком склонились над лежавшим на спине братом Лангрианом.

– Держи, Бинабик. – Саймон протянул мех с водой стоявшему на коленях троллю.

– Должен заметить, что это заняло у тебя слишком… – начал он и замолчал, когда взвесил в руке мех. – Ты наполнил его только наполовину? – сказал он, и выражение, появившееся у него на лице, заставило Саймона покраснеть от стыда.

– Я немного отпил, когда ты меня позвал, – попытался оправдаться он, а Хенфиск уставился на него своими глазами рептилии и нахмурился.

– Ладно. – Бинабик повернулся к Лангриану, лицо которого стало гораздо розовее, чем когда Саймон видел его в последний раз. – Взобрался так взобрался, упал так упал, думаю, нашему другу становится лучше.

Бинабик поднял мех и выдавил несколько капель Лангриану в рот. Монах, который был без сознания, закашлялся, брызги полетели во все стороны, и его горло конвульсивно дернулось, когда он сделал глоток.

– Видишь? – с гордостью проговорил Бинабик. – Полагаю, его рану на голове я сумел…

Но прежде чем он успел договорить, Лангриан открыл глаза, и Саймон услышал, как Хенфиск громко втянул в себя воздух. Затуманенный взгляд Лангриана коротко остановился на лицах его окружавших, и он снова закрыл глаза.

– Еще воды, тролль, – зашипел Хенфиск.

– Я здесь занимаюсь тем, что знаю и умею, риммер, – ответил Бинабик с ледяным достоинством. – Ты уже исполнил свой долг, когда вытащил его из развалин. Сейчас я исполняю мой долг, и мне не требуются советы.

Он говорил и медленно лил воду мимо потрескавшихся губ Лангриана. Через несколько мгновений распухший от жажды язык вывалился наружу, так медведь выбирается из берлоги после зимней спячки. Бинабик смочил его водой из меха и положил мокрую тряпицу Лангриану на лоб, на котором уже начали заживать порезы и царапины.

Наконец Лангриан снова открыл глаза, которые остановились на Хенфиске, и риммер взял Лангриана за руку.

– Хен… Хен… – прохрипел монах, и Хенфиск прижал влажную тряпку к его лбу.

– Не говори ничего, Лангриан. Отдыхай.

Лангриан медленно переводил взгляд с Хенфиска на Бинабика, потом на Саймона и снова на монаха.

– Остальные?… – с огромным трудом произнес он.

– Отдыхай. Ты должен отдохнуть.

– Наконец мы с этим человеком согласились хоть в чем-то. – Бинабик улыбнулся своему пациенту. – Тебе нужно поспать.

Казалось, Лангриан хотел еще что-то сказать, но его веки опустились, словно послушались совета, и он уснул.

В тот день произошли сразу две вещи. Первая – когда Саймон, монах и тролль ели скромную трапезу. Поскольку Бинабик не хотел оставлять Лангриана, у них не было свежей дичи, и пришлось обойтись вяленым мясом и тем, что удалось добыть в лесу Саймону и Хенфиску – ягодами и несколькими не совсем спелыми орехами.

Когда они сидели и молча жевали свой скудный обед, каждый погрузившись в собственные и такие разные мысли – Саймон думал про жуткое колесо из сна и представлял ликующих на поле боя Джона и Камариса, – брат Дохаис умер.

Он тихонько сидел неподалеку, не спал, но и не ел, отказался от ягод, которые ему предложил Саймон, недоверчиво, точно испуганное животное, глядя на них, пока Саймон не убрал руку – потом вдруг задрожал и повалился на землю вперед лицом. К тому моменту, когда они его перевернули, глаза Дохаиса закатились, и стали видны отвратительные белки на грязном лице; еще через мгновение он перестал дышать, хотя тело оставалось жестким, как бревно. Несмотря на потрясение, которое испытал Саймон, он был уверен, что перед самым концом Дохаис прошептал: «Король Бурь». Эти два слова грохотали у Саймона в ушах и волновали сердце, хотя он не знал почему, если не считать того, что они звучали в его сне. Ни Бинабик, ни монах ничего не сказали, но Саймон не сомневался, что они тоже их слышали.

Хенфиск, удивив Саймона, горько плакал над телом Дохаиса, а Саймон каким-то непостижимым образом почувствовал нечто сродни облегчению, диковинное ощущение, которого он не понимал и не мог прогнать. Лицо Бинабика было непроницаемым точно камень.

Второе событие произошло примерно через час, когда Бинабик и Хенфиск начали спорить.