Трон Знания. Книга 4

— Первым делом необходимо составить подробную карту почв. Надеюсь, что в этом мне помогут климы. Они хорошо разбираются в земле.

Адэр кивнул:

— Они помогут. Отправляйтесь к ним завтра. Возьмите с собой три машины с водителями. Я хочу увидеть карту до нового года.

Нарум прокашлялся в кулак:

— Надеюсь, что по составу почвы климы смогут определить, на какой глубине находятся грунтовые воды. У нас нет советника по вопросам водоснабжения страны, который озаботился бы бурением водозаборных скважин. У меня есть на примете добросовестный человек…

— Этим займётся Анатан Гравель, — перебил его Адэр.

— Имея на руках карту почв, уже можно разрабатывать план по вовлечению земель в сельскохозяйственный оборот.

Адэр сложил руки на столе:

— Почему вы не сделали этого раньше?

— Я не закончил, мой правитель. — Нарум потёр ладони. — Часть пустоши непригодна для земледелия, но эту землю можно продать под строительство домов.

— Кому они здесь нужны?

— Когда вокруг зазеленеют поля и зацветут сады, а этот замок станет вашей постоянной резиденцией, дворяне пожелают находиться в поле зрения правителя. Все надеются, что когда-нибудь вы обзаведётесь двором.

Выпроводив Нарума, Адэр подпёр кулаком щёку. Завтра надо будет ещё раз забраться на крышу.

Глава 8

***

Каждое утро Малика садилась в паланкин и отправлялась в храм. Возле одной из дверей, которыми изобиловала северная сторона здания, её встречал религиозный служитель. Миновав узкий коридор с множеством ответвлений, она попадала в небольшую комнату без окон, где, обложившись книгами, её ждал верховный жрец.

Малика усаживалась, как и Хёск, на пятки и, рассматривая фиолетовую татуировку на его лбу, зубрила заклинание. От непривычной позы затекали ноги, от запахов благовоний подташнивало, от искусственного света слезились глаза. Непонятный текст давался с трудом. Малика неправильно произносила гортанные и шипящие звуки. И никак не могла запомнить длинные фразы, требующие определённой интонации. Но самое ужасное — она забывала, в какой последовательности их надо изрекать.

Каждый вечер, вернувшись из храма, Малика боролась с желанием затаиться за дверями и подождать, когда на веранде затихнут шаги носильщиков. Затем выйти из дворца, пересечь дворцовую площадь, о которой говорил Альхара, и разыскать в охранном дворе Мебо, Драго и Лугу. Малика сомневалась, что ей будут препятствовать, но подозревала, что после этого её переселять в другое место, откуда не будет выхода.

Рассудок разрывался на три части. Одна часть твердила: «Не испытывай судьбу и думай только о себе». Вторая часть убеждала: «Сейчас Иштар выполнит любое твоё требование — после коронации ты будешь ему не нужна». Третья часть нашёптывала: «Надо понять этот мир и принять. И тогда он станет твоим».

Так и не осмелившись покинуть дворец, Малика шла в свои покои, где её дожидалась Кенеш. А Галисия даже не выходила из спальни. Знак шабиры на руке Малики дворянка восприняла как личное оскорбление, словно золотая вязь покрывала не опухшую ладонь, а корону, которую незаслуженно надели на плебейку. Галисия замкнулась, ниточка доверия между девушками оборвалась.

Малика в какой-то степени была рада игре в молчанку — на выяснение отношений у неё не оставалось сил — и ложилась спать в гостиной. Ей казалось, что она погружалась в сон без сновидений, но на рассвете Кенеш гладила её по голове и говорила: «Это всего лишь кошмары».

Посещать храм полагалось на пустой желудок, и Малика пропускала завтрак. Потом пропускала обед, а вечером заставляла себя поесть. Она не испытывала голод — его заменили другие чувства. Малику душила злость на собственную глупость: перед поездкой в Ракшаду она не расспросила Альхару о ритуалах. На плечи давил груз вины: она не поговорила с Иштаром о Галисии, когда такая возможность была. В душе разрасталась тревога о стражах: они не знают законов Ракшады.

К концу недели нервы сдали. С утра нещадно палило солнце, и паланкин напоминал парную. В неподвижном воздухе стоял ядрёный запах пряностей, от которого перехватывало дыхание. Носильщики шли не в ногу, и Малику кидало из стороны в сторону. Шум города, сотканный из тысяч мужских голосов, сводил с ума. Служитель, который прежде встречал шабиру возле храма, заставил себя ждать.

Малика находилась на взводе, но ещё владела собой. Поведение Хёска стало последней каплей терпения: после каждой неверно произнесённой фразы он выходил из комнаты, тем самым давая понять, что крайне недоволен шабирой.

Не сумев выговорить заковыристое слово, Малика стянула с головы чаруш и расхохоталась. Хёск налил ей воды — она выбила из его руки стакан.

— Что б тебя… Сумасшедшая, как дьявол на сковороде, — выплюнул жрец и принялся собирать осколки.

— Ты умеешь ругаться? — спросила Малика, давясь смехом.

— Бранное слово — это грех не против Бога, а против воспитанных людей. И между нами… в тебе воспитанности столько же, сколько и ума.

Конец фразы отрезвил Малику. Она переместилась с пяток на пол, вытерла лицо накидкой:

— О чём говорится в заклинании?