Тропик Динозавра

Я пытался расспросить их, где найти хозяйку гостиницы, когда раздался шум мотора, и нас осветило фарами. Это прибыл Самбу с водителем и двенадцатью бочками бензина. Я втиснулся к ним в кабину, и мы двинулись вверх по склону вдоль линии электрических столбов, покосившихся в разные стороны и исчезавших за вершиной хребта. Миновали какие-то яйцеобразные резервуары, наполовину врытые в землю. За ними показались юрты, которые мы не могли видеть снизу. Они стояли рядами, через отверстия сверху пробивался яркий свет, иногда был виден красный отблеск огня, жестяные трубы выбрасывали искры. Я споткнулся о пень саксаула. Было пусто, никто не суетился около юрт. Скрипнула дверь на ременных петлях, и чья-то рука втянула в юрту мешок с сушеным навозом. Мороз крепчал, на небе засияли яркие звезды.

Самбу обходил юрты, заглядывая в каждую. Они псе еще были утеплены с зимы. Кроме кусков войлока, снизу их прикрыли набитыми шерстью стегаными мешками, а сверху — белыми полотнищами, стянутыми веревками, на которых висели камни, лопнувшие рессоры, иногда втулка колеса или покрышка, тяжестью прижимая к земле легкую юрту. Не спеша вышла женщина, позванивая спрятанными в рукаве ключами, одетая в длинную, до самых пят дэли. Она принесла с собой в кабину запах вареного мяса.

Впустив нас в гостиницу, монголка зажгла свечи, развела огонь в железной печке и поставила огромный чайник с водой. Двери из коридора вели в комнаты с большими, от пола до потолка кирпичными печами, обитыми листами черной жести, которые растапливались со стороны коридора. Мы внесли ящик с продуктами, радиоприемник, спальные мешки. Женщина подала два китайских термоса с кипятком. Радио попеременно ловило обрывки то монгольской, то английской речи, в нескольких местах шкалы прорывался гимн Советского Союза, которым заканчивалась дневная программа в республиках, растянувшихся на одну шестую земного шара, мяукнула китайская музыка, заверещали и запищали какие-то металлические инструменты, грянула хоровая песня из Вьетнама, загрохал биг-бит из Тайваня.

Мы сразу крепко заснули. После полуночи я просыпался на короткое мгновение, ощущая глубокую, абсолютную тишину, молчание ночи, неподвижность планеты. Подумалось даже, что, может быть, это чистая случайность, что мы — не ночные существа, как совы или ежи. Ночной образ жизни сильно повлиял бы на сознание человека. Наша жизнь всегда проходила бы под звездами, и мы постоянно заглядывали бы в бездну небес, все больше убеждаясь в том, что в мире существует нечто, нам непонятное, и ничто не может спасти нас от угрозы, таящейся в пространстве.

К счастью, день избавляет от этого ощущения. Голубой свод покрывает землю, он непрозрачен, кроме того, землю заслоняют тучи. Этот светлый купол над нами наполняет нас покоем, ограничивает мир, уменьшает его, приближает его к нашим меркам. Когда вечером разверзается бездна, мы укрываемся под крышами, прячемся от раздвигающегося до бесконечности пространства и засыпаем, чтобы не думать о нем.

На двести пятидесятом километре от столицы дорога сильно вытянутой буквой S вплелась в неглубокое ущелье между двух скал. Разбрасывая во все стороны гравий, машина вынырнула из-за камней, и перед нами открылась бездна. Не глубины — дали. То, что охватывал взор, было больше чем пейзаж: это была часть планеты. Перед нами простиралось пространство, с поверхностью, словно снятой бульдозерами. Казалось, что это они, поработав, оставили после себя цепочки бугорков. Не было видно ни одного стебелька, ни одной травинки — только распростертое нутро земли. Рана, нанесенная эрозией и сжигаемая солнцем. Желтые лавины песков, отвалы красного ила, ослепительно белые россыпи.

За едва заметной складкой у горизонта просматривалась светлая полоса мергелей. Но это был не предел. За ними глаз обнаруживал почти растворившиеся в воздухе малиновые песчаники, обрамленные полосой застывшей лавы. Все небо, как одно огромное солнце, излучало ослепительную белизну.

Похожие места я видел и прежде и давно к ним стремился. Мне всегда казалось, что там нет ни животных, ни людей. На этот раз я был совсем рядом с притягивавшим меня пространством, но оно отодвинулось влево и вскоре осталось позади. Машина пошла на подъем в сторону вулкана. Базальтовая скала огромным зубом торчала из осадочных пород. За полуразрушенным кратером с трещиной посередине начиналась равнина.