Тропик Динозавра

Давчин и Хорлоо раздобыли барана. Вечером, когда стало очень холодно, мы все собрались в какой-то кухне-мазанке. Готовился пир, горела свеча, в печной трубе гудело пламя, мы то и дело подбрасывали сучья в огонь. Нас охватило особое настроение, вызванное всеобщим ожиданием еды, суетой, теплом, и мы, чужеземцы, готовы были подражать хозяевам во всем, до мельчайших деталей. С барана сняли шкуру, внутренности, вынутые из распоротого брюха, швырнули в помятый таз. Содержимое кишок — зеленая кашица из непереваренной травы — просто выдавили пальцами. Очищенные таким образом кишки бросили в котел, прокипятили всего несколько минут, выловили и поставили на стол в том же тазу — белые, дымящиеся, почти сырые. Мы вместе с хозяевами набросились на них, причмокивая, отхватили ножами по большой порции. Потом, зажав кусок зубами, стали отсекать его ножом у самых губ. Я тоже грыз, жевал, глотал эти похожие на резину внутренности и размахивал ножом, целиком захваченный необычностью места и времени, поглощенный одним желанием — слиться с этим краем любым способом, любой ценой. Я был в таком состоянии духа, что, казалось, мог бы участвовать в любом обряде — принесении человеческой жертвы, например, или принять подарок в виде человеческой головы, высушенной до размеров ореха, чтобы украсить ею свой письменный стол. Я утешал бы себя словами: «здесь-так-делают»,

4

Мы проскочили пески, а за ними последний на нашем пути хребет Сэврэй-Ула. Впереди раскинулась наполненная голубым светом Нэмэгэтинская впадина овальной формы, длиной в сто пятьдесят километров. По ту сторону ее виднелись гребни Тост и Нойэн. Мы остановились на обед. Ели молча, укрывшись от порывов ветра за машиной. Песок сыпался в котелки, скрипел на зубах. Над котловиной неслись светящиеся облака. Под ними висели хрустальные шлейфы дождей. На дне котловины клубились тучи пыли, вуалью взметался песок, завиваясь в гибкие столбы кирпичного цвета.

Дорога шла вниз через обширные участки, засыпанные щебнем, пересеченные глубокими рвами. Напуганные шумом, из них выскакивали джейраны, напоминающие механическими движениями тонких ножек, словно сделанных из стали, остренькими, как иголочки, копытцами, заводные игрушки. Небольшими стадами они опрометью выскакивали на дорогу в страшном испуге, потому что в ущельях ревел ветер и заглушал шум мотора. Светло-коричневые с торчащими кверху палочками хвостов, черными на концах, они мчались легко и грациозно, не в силах остановить бег, летели вверх по склону, взвиваясь к вершине.

Съехав вниз, мы нырнули в пыльную тучу и продолжали двигаться против ветра по направлению к солнцу. Песок бил в ветровое стекло, солнечный свет ослеплял, брызгая снопами лучей через разрывы в тучах. Земля была подвижна, как поверхность моря, вся в потоках, реках песка, текущих зигзагами, сверкающих золотом.

Из-за вала щебня показались крыши вытянутых в ряд юрт, розовеющих в отблеске вечерней зари. Ветер стихал. Крашеные двери юрт — синие, красные — стали приоткрываться, из них выглядывали люди, отовсюду бежали ребятишки. Увидев их, я подумал, что знаю этот поселок дольше, чем они. Когда я приехал сюда впервые, этих шестилетних малышей еще не было на свете. Они толпились вокруг нас, щекастые, упитанные, с округлыми мордашками, словно у них были битком набиты рты, румяные и коричневые от солнца, с гладкой бархатистой кожей, вскормленные мясом, костным жиром, желтым бараньим салом, тушеной козлятиной, лапшой с мясом и луком, сухим печеньем, зеленым чаем, пышущие здоровьем, как будто и не было позади долгой суровой зимы. Теперь наступала весна, а это означало — кумыс, сладкое молоко верблюдиц с толстыми, как блины, кружками сливок.

Против большинства юрт стояли сарайчики-кухни, сколоченные из листов фанеры. У стен — закопченные котелки, плетеные корзины с сушеным навозом. Подходили старшие, появился Будэ с лицом, круглым, как луни, со своей обычной прядью на лбу. На руках он нес «ночку с бантом в волосах, похожим на бабочку необычайных размеров. Девочка прижималась лицом к отцу, и ли два похожих лица были как две луны — большая и маленькая. Подошел служащий почты и еще кто-то. Они здоровались, подавая руки; женщины наблюдали издали, как я вручал подарки для всего поселка — набор для пинг-понга в здешний клуб. Я объяснил, что мы еще вернемся в Улан-Батор за остальными участниками экспедиции. Будэ попросил привезти ботинки для детей, которых у него было человек пять, и материал на дэли для жены. Он обернулся и окликнул ее, спросив, какой цист выбрать. Несколько минут ушло на обсуждение, где устроить нас на ночлег, и решили, что в школе, домике из двух комнат. Учитель вместе с учениками вынесли из одного класса скамьи местной работы, из очень толстых досок, низкие и маленькие, будто предназначались для карликов с огромным весом. Тем временем мы разгружали «стар», внося оборудование в бездействующую солеварню, превращенную в административное здание и клуб артели одновременно.