– А вот этот его дружок, – продолжал Холт, перешагивая через Моко, – участник незаконной банды, которого мы нашли прячущимся в лесу вместе с нашим маленьким мальчиком. Эти гнусные террористы заявились сюда, чтобы вызволить своего хозяина, этого «костюма», который воровал у народа. И у которого даже хватило наглости замахнуться на наше национальное достояние, помогавшее нам очистить город от изменников. Ньютон, выходите сюда!
Из тени, шатаясь, вышел Таунс, которого явно подтолкнули в спину. Он был в оливковой военной форме и держал в трясущейся руке пистолет. Увидев объектив телекамеры, Таунс сверкнул своей улыбкой на миллион долларов, однако глазам было не до веселья.
– Ньютон сегодня уже снял два скальпа, и он еще только начал, – торжествующе заявил Холт.
Бросив взгляд на болтающиеся тела, Таунс снова повернулся к Холту.
– А вот и Уорд Уокер, – продолжал тот. – Его разыскивают за другие преступления, коим нет счета: мошенничество, измена, «отмывание» денег, помощь врагу и даже кража у врагов. Это он выливал потоки пропагандистской грязи из этой зоны беззаконья, отравляя умы патриотов, умы наших детей. И вот мы сейчас снимем здесь на студии новый фильм. Дадим Ньютону Таунсу показать, как он расправляется с врагами в реальной жизни.
Таунс взвел пистолет и подошел к Уокеру.
Сиг услышал донесшийся со стороны стропил шум. Подняв взгляд, он увидел Скользкого, ползущего по фермам, на которых висели софиты и микрофоны.
– Пусть он признается! – воскликнул Холт. – Но только будьте осторожны, когда вытащите у него кляп. Его рот очень опасен!
– Да, – пробормотал Таунс.
Оторвав от лица Уокера скотч, он дулом пистолета вытащил изо рта скомканный галстук. У него по щекам снова текли слезы.
– Не надо… – едва слышно кашлянул Уокер.
Холт ударил его по голове.
– Признавайся в своем предательстве!
Уокер выдавил что-то невнятное. Сиг разобрал слова «любовь», «ненависть» и «Америка».
– Он виновен, – подытожил Холт. – Он предатель. Опасный. Привести приговор в исполнение!
По лицу Таунса было видно, что он сроднился с телекамерой. Впитал в себя взгляд объектива.
Сиг почувствовал, как палка от швабры дала слабину.
Подняв пистолет, Таунс посмотрел на него. Полированная сталь сверкнула в свете прожекторов.
Таунс направил пистолет на Холта и выстрелил ему в лицо.
БАХ!
Сиг сломал палку в тот самый момент, когда Скользкий спрыгнул с потолка на Таунса.
Холт пошатнулся. Метнувшись вперед, Сиг ударил его по коленям. Холт ничего не видел, но он по-прежнему сопротивлялся.
В пылу борьбы кляп вывалился у Сига изо рта. Холт был сильнее Сига, но силы быстро его покидали.
Вырвав у Таунса пистолет, Скользкий направил дуло ему в голову.
– Эй, вы, деревенщина, назад, мать вашу! – воскликнул он. – Президенту не понравится, если мы убьем его любимую кинозвезду из-за того, что вы не смогли обеспечить охрану здания!
Полицейский в маске попятился назад, жестом показав своим товарищам, занимавшимся Фрицем, следовать за ним. Те попытались было забрать с собой Фрица, но Сиг, теперь уже с пистолетом Холта, принудил их отступить одних.
Когда все помещение телестудии оказалось под полным контролем, Сиг, стоя перед камерой, почувствовал запах крови у себя на руках.
Часть десятая
Тропик Канзаса
Узнав о новом заложнике повстанцев, войска
спешно отступили. Тане поручили допросить пленника, пока шло обсуждение выкупа и других условий.Штаб-квартира была перенесена на станцию Уокера, расположенную между Байуотером и сектором Эхо. Таня выжила после ракетного удара по церкви. Клод – нет. У мамы все было хорошо, Таня была рядом, когда машина забрала ее в больницу в Батон-Руже. Полковник получила гораздо более серьезные раны, и о поправке пока что говорить было рано. Максина Прайс не пострадала. Она предстала перед телекамерами. Выступила с обращением. Это разожгло огонь.
После того как Андрей через свои связи передал остальной материал, по спутниковым каналам были получены репортажи иностранных новостных агентств. Даже англичане не скрывали свой шок.
Как выяснилось, в «Списке смерти» значились не одни только американцы.
В секретных досье не назывались конечные получатели денежных потоков.
Меры безопасности затянулись, подобно удавке, но было уже слишком поздно: правда вырвалась на свободу.
Все те приемы, которым в свое время обучали Таню, не потребовались ей, чтобы заставить кинозвезду говорить на камеру. Скорее, это была обыкновенная техника снятия показаний, то, чему учат на юридическом факультете. Методы, позволяющие уверенным в себе людям выплеснуть свои чувства.
Это, а также чуточку Стокгольмского синдрома[47]
.Кроме того, Таня применила Сократову логику, вырезки из фильмов с участием Таунса и материал, собранный Андреем и другими, осуществляя перевербовку актера. Сделать это оказалось нетрудно. Хоть Ньютон и не отличался блестящим умом, он обладал особым даром воспринимать чувства в глазах, смотрящих на него сквозь экран.