Где-то внутри надрывались мегафоны, изрыгающие: «Пошел! Так держать! Еще рывок!» – и прочую дребедень. Но зачем? За каким хреном? Куда? С какой стати? Я заводил будильник, чтобы, вскочив к определенному часу, быть наготове.
Работать лопаткой было сущим блаженством: это полностью высвобождало ум, и тем не менее не возникало ни малейших опасений, что эти двое пойдут каждый своей дорогой. Если бы вдруг самка животного заурчала от удовольствия, если бы вдруг она забилась в припадке наслаждения и челюсти ее пошли ходить ходуном, как шнуровка на старом ботинке, грудь захрипела, а ребра захрустели, если бы вдруг самка содомита рухнула на пол, изнемогая от счастья и перевозбуждения, то именно в этот момент, и ни секундой не раньше, не позже, прямо на глазах, подобно выплывающему из тумана кораблю, выросло бы заветное плоскогорье, и тогда бы осталось только водрузить на нем звездно-полосатое и именем Дядюшки Сэма и всего святого заявить на него свои права. Такого рода неожиданности приключаются столь часто, что нельзя не уверовать в реальность царства, которое, за неимением более подходящего слова, было названо Царством Ебли, хотя на самом деле это, конечно, нечто большее, нежели просто ебля; посредством же ебли ты лишь делаешь первый шаг на пути к нему. Всяк в свое время водружал знамя на территории этого царства, и, однако же, никому еще не удавалось закрепить его за собой навечно. Оно имеет обыкновение исчезать так же неожиданно, как появляется, порой во мгновение ока. Это Ничья земля, провонявшая останками невидимых вооруженным глазом мертвецов. Когда объявляется перемирие, вы встречаетесь на той же самой территории, обмениваясь рукопожатиями, угощаете друг друга табаком. Но перемириям несвойственно длиться долго. Пожалуй, единственное, что имеет характер постоянства, – это идея «нейтральной зоны». Туда нет-нет да и залетит шальная пуля, туда стягиваются войска; потом льют дожди, и все исчезает, остается одна лишь вонь.