Тропинка к дому

Редко кто из пришельцев, сразу оробев перед горой, не станет приглядываться, куда поближе бежать в случае чего и где в данную минуту работник фермы, который может защитить, при этом рука машинально тянется погладить лося. Пилоту только этого и нужно. Он мгновенно и легко, вроде бы ненароком, толкает гостя лбом. Если гость, а среди них случаются и такие, правда довольно редко, сопротивляется, не уступает, того Пилот милует. Даже сам отступает перед храбрецом, иногда даже разворачивается кругом, глядит удивленно: «Надо же, в первый раз видимся, а не оробел!» Тот же, кто отстраняется обеими руками, пятясь, отступает, совершает непростительную ошибку, начинается игра, потешная для лося. Пилот теснит, упорно и неумолимо, заставляя гостя повернуться, и, как только добивается этого, поддает, шутя, легко в зад разик-другой. Пришелец растерян и отступает, а его преследуют. И вроде бы безобидно (так Пилоту кажется, а не гостю) поталкивают головой (хорошо, что рога-лопаты еще не отросли!) в зад, в бок, в спину и гонят, гонят в ольховые кусты.

Изрядно струхнувший гость в кустах, а лось тут же, рядом. Поглядывает презрительно насмешливо: «Эх ты, шутки не понимаешь!» И, разминаясь, гнет плечом ольховые стволы, тянется к человеку. Тот истошно кричит: «Помогите-е!»

Галина Николаевна вздрагивает от вопля, ставит ведро с водой на траву и летит на зов. Худенькая, невысокая, она похожа на школьницу. И голос звонок, как у школьницы:

— Пилот, перестань! Кому говорю — перестань! Ну что ты пристал к человеку? Я вот тебя!.. Сообрази: что теперь он подумает о тебе? А?.. Молчишь? Стыдно! Подумает, что ты, Пилот, невоспитанный лось. В дремучем лесу вырос, дикарь дикарем! Эх ты!..

Огромный лось не только слушает ее, но и побаивается — живо отпрянул от ольховых кустов, куда загнал гостя, покорно опустил голову, высокие ноги сами ведут Пилота к хозяйке. Та жесткими пальцами берет его за ухо, и, словно это не громада лось, а собачонка или котенок, треплет ухо и приговаривает: «Вот тебе, озорник, вот тебе!»

Пилот смиренно терпит наказание, тянется вислой губищей к щеке Галины Николаевны, вымаливая прощение.

— Ведь все понимаешь, а озоруешь, — смеется хозяйка и просит: — Дай мне ножку. Ну дай! — Лось протягивает левую переднюю, с раздвоенным копытом, ногу и замирает. — Теперь правую дай. — Левая нога тут же опускается, а правая послушно поднимается. При этом глаз хитреца куда-то целится, целится… Ах, вон куда: на оттопыренный карман хозяйского халата — там припасена корочка хлебца. И сейчас, если он мудро проявит послушание и покорность, а он умеет это, корочка достанется ему, Пилоту…

Прошлый раз он и хозяйку удивил. Приехали туристы на автобусе. Поглядели, поохали, пощелкали фотоаппаратами и собрались уезжать. А Галина Николаевна с ними в город за покупками. Села в автобус нарочно первой. Обманула Пилота.

Сидит. Глядь, а Пилот уже за оградой. Глядь, а он уже у открытой дверки.

Не прозевал-таки! Втиснулся в автобус (скрипнули рессоры!) и стал в проходе. Чинно-смирно, как примерный пассажир.

Шофер выглядывает со своего места и смеется:

— Ну, что стесняться, садитесь. Я вас, пожалуй, повезу, товарищ лось. Но при условии, что вы возьмете десять билетов. Ну и удалец! И как вы с ними работаете! — он вздохнул: уж больно хрупкой показалась ему лосиная хозяйка.

Что делать? Вышла Галина Николаевна из автобуса, и Пилот за нею. В заднюю дверь входил, в переднюю выбрался. Будто знаком с пассажирскими правилами и проделывал это сотни раз.

Случалось Галине Николаевне из леса от стада уходить на ферму. Караулит, выжидает, пока зайдет Пилот за кусты, и тихо, скрытно бежит. Зная, что ушлый лось примется искать ее, она на дерево заберется и ждет. Рысит Пилот, дышит шумно, сердито. Не заметил.

Слезает, пробежит еще метров двести и опять на дерево… Да так, пока из лесу добирается до фермы, раз пять-шесть влазит на деревья.

— Вот это любовь! — изумляется боцман Привалов. — Так дальше пойдет — ты, Николаевна, не хуже обезьяны научишься взбираться на любую елку, на любую сосну. Прыгать с дерева на дерево научишься, конкретно сказать!..

И вот… пропал Пилот. Шестой день нет его на ферме. Кручинится Галина Николаевна, ходит по лесам да по полям, ищет.

4

Леший попутал, или сова неразумно присоветовала, или ветер-игрун нашептал в чуткое ухо такое, от чего лось потерял голову, ударился в бега. Отвернул от стада. И понесло шалого.

Десять дней бродяжничал Пилот по лесам, пасся на вырубках, болотах, не одну речку перебрел-переплыл, да вдруг защемило лосиное сердце, затосковал по человеку: хозяйка вспомнилась, ее теплый голос, живые, с просинью глаза, ее дружеская, готовая на ласку рука. Принюхивался — не накинет ли дымком жилья, прислушивался — не услышит ли голоса людей.

Из лесных крепей выбрался на старую, брошенную лесную дорогу и шагал долго…

Вынесло Пилота аж к Судиславлю, почти сотнягу километров отмахал от родной фермы. Мощно раздвинул кусты, огляделся: впереди на взгорке большое, шумное село. Постоял. Повеселел. Да к жилью и подался без робости…