Тропинка в зимнем городе

Сообща они в короткий срок обосновали идею нужными расчетами, в порядке эксперимента обновили несколько поршней и тщательно испытали их. Дирекция завода приняла решение: новшество принять и широко внедрить в производство. Трем авторам объявить благодарность и выдать денежную премию.

Когда дизели, собранные на обновленных поршнях, ушли с завода, их взяли под особый контроль. Но рекламаций не было: двигатели работали отлично, не вызывали нареканий.

Имена молодых рационализаторов сделались известными на заводе.

И эта сообща заслуженная слава еще больше укрепила дружбу Геннадия Игнатова и Кима Коткова.

16

— Бедненький мой, все еще больно?

Маро — маленькая, как котенок, и такая же мягкая, ласковая — оглаживала ладонью перебинтованную грудь Валерия, развалившегося на ее диване.

— Больно. Вот сколько уж дней прошло, а все ноет…

Голос Валерия был жалобен и тих, что случалось до вольно редко, и это вызывало особое сочувствие Маро.

— Ох, и что вы за народ, молодые парни, если так увечите друг друга?

Маро жила на квартире у Зины, они работали в одной парикмахерской, но в разных сменах. Были они еще и землячками, односельчанками.

Юная Маро приехала учиться в город, мечтая поступить в медицинское училище, но экзамены завалила и собралась было возвращаться домой, однако Зина вразумила ее: брось дурить, не вернешься же копаться в навозе… радуйся, что вырвалась. Давай-ка теперь устраивайся в нашу парикмахерскую, походишь некоторое время в ученицах, а потом и сама станешь мастером. Парикмахер — нужная профессия, не будь нас, люди давно бы обратно в обезьян превратились!.. Лучше бы, конечно, в дамские мастера — там деньжонок побольше кладут в кармашек, — но есть смысл и в том, чтобы мужчинам приводить головы в порядок: самую шикарную приберешь к своим рукам… Деревенская девушка не смогла устоять перед такими доводами и соблазнилась.

Теперь Маро сама уже мастер. И ее рукам доверяются не только школьники с вороньими гнездами на головах, но и всякие пижоны, постреливающие в нее, во время стрижки, глазами.

Живя вместе с Зиной, она многому научилась, многое переняла от нее. В первую очередь — науку самой быть красивой. Отрезала льняную косу и выкрасилась — сделалась рыженькой. Научилась густо чернить ресницы и затенять веки, пунцово красить губы. Перестала смущаться и жеманиться, когда предлагали стопку водки либо стакан вина, и вот — захороводилась с парнем. Да кавалер-то еще подвернулся завидный! Сам хорош, и родители — люди с положеньем да с достатком. Войти бы в такую семью — это ли не честь? Валерка, правда, грубоват, отцовской породы, зато мать, Павла Васильевна, простовата и ласкова — сама от деревни отлепилась и к городу не приросла — и к ней, Маро, благоволит.

…С противоположной стены комнаты, из резной рамки, весело улыбаясь, глядит молоденький сержант в фуражке с высокой тульей и со множеством значков на груди.

Валерий под этим взглядом ощущает некоторую неловкость, беспокойство и наконец злость — ведь он-то перед ним ни в чем не виноват! «Улыбайся, улыбайся! — думает он про себя. — Посмотрим, как заулыбаешься, когда вернешься домой и узнаешь, что тут без тебя Зинуля вытворяла…»

Дочь Зины находилась в недельных яслях.

Впрочем, Валерию на все это, в конце концов, наплевать. У него своих забот предостаточно. Еще неизвестно, каков будет прок от отцовских переговоров с девицей из «молодежки» — он что-то хмуро помалкивает. Больше надежд на мамашу Сашика: она кого угодно ублажит и успокоит. А вдруг не сумеет? Во всяком случае, пока до автошколы, где учился Валерий, никакие слухи не просочились, никакие «телеги» не дошли… А что, если и Маро призвать в помощницы?

Пальцы Валерия тонут в мягкой волне девичьих волос.

— С каждым днем я все больше люблю тебя, Валерик, — счастливо шепчет Маро.

— Правда? Значит, ты бы не хотела, чтобы меня упрятали в тюрягу?

— Ой, да что ты меня пугаешь?

— В таком случае, помоги мне маленько. Считай, что наша любовь и наше будущее счастье теперь в твоих руках!

— А что я могу сделать?

— Ну, например, сказать тому рабочему парню несколько слов: мол, подслушала разговоры Валеркиных дружков — а их у него много! — и боюсь, что если ты не отступишься, они устроят тебе «темную»…

— Ой, Валера, не пойдете же вы на такое!

Маро отпрянула от него: серые, густо обведенные тушью глаза округлились в испуге.

— Да я и не собираюсь! Просто надо напугать этого малого, чтобы не наломал дров. Пока не поздно.

— А может, я с ним иначе поговорю? Ласково, душевно. Скажу, Валера мой так переживает! Простите его на первый-то раз!.. И простит: ведь сердце у него не каменное!

— Как бы еще больше не осмелел, поняв, где слабинка, — хмуро пробормотал Валерий.

— Нет, Валер, поверь! Я ему такими словами скажу, такими словами… лед и тот растает!

На ее глаза навернулись слезы.

На следующий день Маро караулила у заводских ворот.

Когда рабочий люд повалил гурьбой из проходной, она справилась у отделившегося от толпы паренька: который тут Ким Котков? Тот оглянулся, показал. Но подойти сразу не осмелилась. Тихо плелась за ним до самого общежития.