Тропинка в зимнем городе

«И зачем наши парни затеяли драку с такими верзилами? Разве их запугаешь?..» — подумала девушка.

Она потопталась у общежития и собралась уж было восвояси, как вдруг увидела Кима, который вышел из подъезда с портфелем в руке и отдалялся, набирая шаг, — видно, снова спешил по своим неотложным делам, наверное, в школу.

Маро бросилась следом за парнем, обогнала его, резко обернулась и, поскользнувшись на наледи, вдруг шлепнулась на тротуар.

— Не уверен — не обгоняй! — пошутил Ким, помогая ей подняться на ноги.

— Ой, спасибо!.. — сказала Маро, убирая растрепавшиеся волосы под вязаную шапочку. — Здесь так скользко, а песком не посыпали…

— Не ушиблись? — сочувственно справился он.

— Колено немножко… ничего, пройдет.

— Обопритесь на мою руку, я провожу вас, — предложил Ким.

— Ладно, до автобуса, — не стала она ломаться. — Меня зовут Маро.

— А меня — Ким.

— Вы на заводе работаете?

— Совершенно верно, на механическом.

— Постойте, а ведь я слышала про какого-то Кима с этого завода! От своего двоюродного брата…

— Вот как! А он кто, ваш двоюродный?

— Валерий Кызродев… знаете такого? — Маро и не заметила, как назвала имя Валерия и даже фамилию, позабыв о строжайшем запрете.

— Есть такой. Лично известен, — Ким недоверчиво глянул сверху вниз на модно одетую девушку. — Ну и как обо мне отзывается ваш братец?

— Если бы вы знали, что с ним сейчас происходит! Совсем похудел от горя, нос один на лице остался… Он что, подрался с вами?

— Было дело…

— Наверно, пьяный был… хотя он к вину нечасто прикладывается. И вообще он хороший парень! Мухи не обидит, не то что… он очень мне дорог… и всей нашей семье конечно…

Ким заметил, как вспыхнуло нежностью лицо девушки, и окончательно уверился в своей догадке насчет степени их родства.

— Итак, вас ко мне подослал Валерий Кызродев? — спросил напрямик.

— Да что вы?! — испугалась Маро. — Нет. Я просто от подружки иду. Мы с ней когда-то вместе в медучилище поступали, но она сдала экзамены, а я завалила… Теперь я в парикмахерской работаю. Приходите, постригу! Я уже мастер…

— Спасибо, наведаюсь как-нибудь, — ответил Ким, проникаясь сочувствием к этой бесхитростной девушке.

— Да-да, приходите! — обрадовалась Маро. — Волосы, вижу, у вас хорошие, такую славную стрижечку сделаем… А Валерка мой очень убивается! Он что, опасное натворил?

— Да как бы вам сказать… — Ким не решился на точное определение.

— А вы поверьте мне: он парень неплохой! Может, простите?.. У него же еще молоко на губах не обсохло… находит иногда блажь и дурость…

— И я не злодей, Маро. Постараемся, чтобы вашего братца и его приятелей наказали не слишком строго.

Когда Маро садилась в автобус, личико ее сияло радостью выполненного долга.

«Вот и разберись в этих сложностях жизни! — думал Ким, продолжая свой путь. — Человек совершает грязный поступок, такой, что впору бы от него отшатнуться с омерзением, — но кто-то его любит чисто и преданно, сокрушается душой из-за него. Да и сам он, наверное, умеет найти в себе и доброту, и ласковое слово… Нет, не соскучишься в этой жизни!»

17

Она испытала некоторый трепет, входя в это монументальное, подпираемое массивными колоннами здание. Светлане еще не случалось бывать в управлении милиции. К тому же она направлялась на прием не к какому-нибудь должностному лицу среднего звена, а к самому полковнику.

И, поднимаясь по ступенькам, вдруг засомневалась, стоит ли подобным малозначительным делом досаждать человеку столь высокого положения. Не повернуть ли обратно? А потом позвонить ему по телефону, извиниться и сказать, что редактор неожиданно послал на другое срочное задание… «Нет, долгая дума — лишняя скорбь», — отмела она свои сомнения.

Сквозь тамбур двойных дверей она перешла из приемной в просторный кабинет с высокими окнами. Уже поднаторевшим журналистским взглядом разом охватила и осанистую мебель светлого дерева, и кожаные кресла с высокими спинками, и сейф в углу, и портрет Дзержинского на стене.

Полковник сидел за своим столом и басовитым, раскатистым голосом говорил с кем-то по телефону. Свободной рукой он пригласил Свету садиться поближе, а сам продолжал — в трубку:

— …это настоящий героизм, и нужно, чтобы героев нашей милиции знали все, по именам и в лицо, — знали взрослые и дети. Чтобы люди гордились ими, как гордятся героями ратных сражений. Ведь человек рискует самым дорогим — своей жизнью! — во имя спокойного труда и жизни других людей… Да, именно так.

Он положил трубку на рычаг, досказал Светлане:

— Это дикость, что иногда у нас еще смотрят на милицию как на пугало. Милиционеров готовы уподобить старорежимным городовым… А ведь наши работники, право же, другого отношения стоят — ведь они в вечном бою. Прикиньте: легко ли взять бандита, вооруженного ножом, обрезом, а то и настоящим пистолетом, добытым — опять же — у убитого милиционера?..

Полковник был человеком лет пятидесяти, крепкого сложения: на мощной шее надежно сидела крупная голова, лицо широконосое с тяжелым подбородком — не слишком красивое, но кажущееся привлекательным от того, что выражает мужскую силу.