Тропинка в зимнем городе

— Но ведь это же Кызродев, Пантелеймон Михайлович Кызродев — отец Валерия Кызродева.

— Не может быть!.. — только и выдохнул Ким. — Час от часу не легче.

— Как ты мог не узнать его, не понять всей опасности этой встречи…

— Я с ним не был знаком, а тогда, на собрании, он не выступал — предпочел не высовываться.

— Пожалуй… Ну, и как ты теперь считаешь — может ли повлиять на дальнейший ход событий то обстоятельство, что это был именно Кызродев? Это облегчит ситуацию… или наоборот?

— Пока не знаю, — ответил глухо Ким. — Пока мне даже безразлично — облегчает или отягчает. Зато я теперь хоть сам что-то начал понимать. Не терплю явлений беспричинных — от них в душе какая-то противная покорность рождается… А тут причина наконец-то проглянулась. Ну, нет, мы еще повоюем!.. — Он поднял глаза, в которых мутная унылость сменилась вдруг металлическим жестким блеском. — А ты… почему ты опять плачешь? Светлана, да куда же ты… постой…

29

Когда она выбежала из комнаты общежития, единственным желанием было: скорее добраться домой и там наплакаться всласть. А еще — плюнуть на эту неблагодарную и тяжкую профессию газетчика, может быть и вообще расстаться со специальностью словесника — что ж, бывают ошибки в выборе! — и наняться на какую-нибудь работу, которая приносит только пользу и дарит безусловную радость: скажем, пойти работать в питомник, выращивать цветы, ягодники, стелющиеся северные яблоньки — и умиротворенно радоваться плодам своих рук.

«Вот напасть! — злилась и горевала Светлана. — И кто меня уверил, что я в состоянии разбираться в загадках человеческой души, в сложностях общественных отношений? Сумку попытались отнять — вот и творческий импульс… А какого молодца выбрала в герои! Спаситель — благодетель, светлая личность… а он-то и смешал мне все карты. Весь сюжет очерка перевернул шиворот-навыворот… Ох уж эти мужчины, ненадежный и каверзный народец!»

Но, вопреки намерениям, она пошла не к себе домой, а к Рудольфу и Кате. Сказав несколько утешительных слов расстроенной подруге, уединилась с коллегой, потребовала подробных объяснений.

— Да-а, — почесал тот в затылке, — здорово же мы обмыли рацпредложение Кима…

— Здорово, куда здоровее… Но почему вместе с Кимом не попал в вытрезвитель и ты? — спросила напрямик она. — Не то чтобы я тебе зла хотела, но все же… почему ты бросил товарища одного?

— Не помню, Светочка, ей-богу… — старался разжалобить ее Рудольф.

— Значит, ничего не помнишь? Но дать деру все-таки сообразил!

— В таких случаях не голова, а ноги соображают, куда им лучше нестись…

— Но попробуй восстановить в памяти, как было дело: если бы ты не убежал, тебя тоже забрали бы в милицию? За что именно?

Рудольф задумался, потом сказал:

— Понимаешь ли, Светик, у меня сложилось впечатление, что этот разъяренный мужик вязался не к нам обоим, а именно к Киму — будто на него зуб имел… Собственно, я потому и пустился наутек, что понял: ко мне у него никаких особых претензий… Сознаю и раскаиваюсь, что поступок малодушный, но это я теперь сознаю, а тогда не сознавал — ноги сами думали…

— Хорош гусь!

Утром она направилась в горотдел милиции.

Капитан Петухов, участвовавший в разборе дела о несовершеннолетних хулиганах, уже знал о случившемся. Причем знал он об этом со слов Пантелеймона Михайловича Кызродева.

— А вы не допускаете, что эта версия может оказаться… ну, несколько пристрастной? — спросила она.

— Видите ли, протокол составлен по всей форме. Дело доложено начальству. Есть распоряжение передать его в прокуратуру.

— И по этому делу человека могут посадить?

— Могут, — подтвердил, отведя взгляд, Петухов.

— Я бы хотела поговорить с вашим начальником, полковником… Михаилом Андреевичем. Он меня знает, мы беседовали недавно…

— Полковник только завтра вернется из служебной командировки.

— Значит, завтра… Ну, а вы сами, Григорий Николаевич, верите в то, что произошло? Точней — у вас нет никаких сомнений по поводу того, что для Кызродева столь быстро представился удобный случай расправиться с рабочим парнем, схватившим его кровного сына на ночном разбое?

— Не скрою: несколько озадачен… и сам нахожусь в ситуации довольно сложной, поскольку давал о Коткове очень лестную характеристику, когда мы готовились к общественному суду…

— И не согрешили против истины, уверяю вас.

— Любопытно было бы узнать, как относятся на заводе к случившемуся с Котковым, — сказал Петухов, в тоне его была крайняя осторожность, скорей намек, чем совет.

— Я обязательно пойду на завод. Мне очень горько, что затея с моим очерком продолжилась так неожиданно и нелепо… но тем более я теперь чувствую себя в ответе за все и за всех его героев! — твердо сказала Светлана. — Григорий Николаевич, извините, но я позволю себе еще один вопрос… а есть ли какие-нибудь причины, ну, скажем, инструкции, которые не позволяют… короче говоря я бы хотела, чтобы вы побывали на заводе вместе со мной. Это возможно?