На скамье автобусной остановки сидели в ожидании несколько человек. Казалось, вонь выхлопных газов с хайвея ничуть их не беспокоит. Две женщины в огромных очках оживленно трещали о чем-то своем. Их кудри слиплись, поникли от жары. Рядом стоял, опираясь на трость, старик, одетый в твидовый пиджак в черно-белую «гусиную лапку». Завидев подошедшую Никки, он ослепительно улыбнулся.
Никки глубоко вздохнула. Воздух джерсийского лета пах вишневым соком пополам с моющими средствами, будто на фабрике, гонящей какую-то химию из гнилых фруктов. Не сбегать ли переобуться, пока автобуса нет? Или лучше не рисковать?
Тут к трейлерному парку свернула обшарпанная серая «хонда» Дуга, старшего брата Никки. Эту машину Дуг купил две недели назад, хотя по-прежнему сидел без работы. В будущем месяце он ожидал крупного выигрыша и, похоже, решил, будто уже битком набит деньгами.
Подбежав к машине, Никки забарабанила в стекло.
Дуг вздрогнул от неожиданности, оглянулся, сердито нахмурился и выбрался из кабины. Его борода блестела от жира. Брат с самого детства был парнем здоровым, а сейчас весил больше четырех сотен фунтов[131]
, Никки же – в точности наоборот, всю жизнь оставалась тоща, как соломинка, чего бы и сколько ни ела.– Можешь подбросить меня на работу? – спросила она. – А то ехать автобусом в такую жару…
Дуг покачал головой и рыгнул, отчего в воздухе густо запахло, словно на берегу после того, как море отступит с отливом, оставив под жарким солнцем кучу мидий.
– Мне еще тренироваться. На состязания по питью воды приезжает сам Спинкс!
– Ничего, успеешь, – отрезала Никки. Вот еще! Будет он тут дурака валять, пока она работает! – Ты где сегодня пропадал?
– Все в том же китайском заведении с фуршетом, – ответил Дуг. – Осилил пятьдесят креветок. Объем, пожалуй, окей. Правда, скорость – так себе. С изначальных пяти минут снизилась аж до восьми. С чисткой куча возни, да еще эти официантки вечно пялятся на меня и хихикают.
– Подбрось меня на работу. Съешь еще что-нибудь – блевать ведь будешь.
Дуг вытаращил глаза и вскинул руку, будто ограждая себя от ее слов.
– Сколько раз тебе повторять? Это называется «превратность судьбы» или «римский казус». Не смей больше так говорить – «блевать». Примета дурная.
Ошеломленная его бурной реакцией, Никки попятилась назад.
– Хорошо, хорошо. Как скажешь. Прости.
Брат с досадой вздохнул.
– Ладно. Подвезти я тебя подвезу, но домой езжай на автобусе.
– Договорились! – заорала Никки.
Вбежав в трейлер, она сбросила шлепанцы, надела первые попавшиеся под руку сандалии и помчалась назад. Плюхнувшись на растрескавшееся заднее сиденье «хонды», она смахнула с кожаной обивки комок серебристой оберточной фольги. В грязном подстаканнике на кожухе ручного тормоза обнаружилась упаковка жвачки, и Никки взяла себе штучку.
– Хорошо развивает челюстные мышцы, – пояснил Дуг.
– Хорошо освежает дыхание, – откликнулась Никки, саркастически закатив глаза. – Хотя это тебя, похоже, не волнует.
Дуг высунулся в окно.
– Ты знаешь, у профессиональных едоков свои фанаты. Как только закреплюсь в тусовке, от девочек отбою не будет!
– Страшно даже подумать, – сказала Никки.
Машина выехала на хайвей.
– Тебе бы самой попробовать. Вот я постоянно воюю с этим «жировым поясом» – он не дает желудку растягиваться, а тощие, вроде тебя, с такими объемами справляются! Видела бы ты эту девчушку… кабаны вроде меня уж под столом, а она ест, как ни в чем не бывало!
– Если ты не бросишь опустошать холодильник, придется пробовать, – сказала Никки. – Как ни противно, а придется.
Никки шла через переполненный торговый центр – мимо выпроваживаемых охраной скейтеров, мимо бесчисленных домохозяек с детскими колясками. В начале лета, только-только подыскав эту работу, она воображала, что Рене все так же будет работать вон в том киоске с футболками, а Лия – в своей «Готтерии», и будут они махать друг другу через коридор, и каждый день обедать втроем в ресторанном дворике. Кто ж знал, что на каникулах Рене отправится с родителями в долгую поездку по стране, а Лия при своих новых подругах с черными губами и черным маникюром даже глазом в сторону Никки не поведет?
Если бы не Бу, она так и провела бы все лето, дожидаясь чумовых открыток от Рене. Та присылала их с дороги, из самых разных мест. Поначалу это были просто фотки Колокола Свободы или Смитсоновского музея с короткими записками на обороте – о том, каких симпатичных парней она видела во время последней остановки, или сколько раз сумела наподдать братцу под предлогом игры в падидл[132]
, но со временем они начали становиться все шизанутее и шизанутее. Музейный буклет, где к каждой из картин пририсованы от руки облачка с похабными мыслями. Клочок меню со словами и буквами, закрашенными так, что из остального выходит «Дай сыру шанс». Исписанный лист дерева, так измявшийся при пересылке, что ничего не разобрать. Кораблик, свернутый из газетной статьи с заголовком «Страдают ли улитки от морской болезни?». И, конечно, сегодняшний бублик.